– Да, собственно, так и зовут, – пожал плечами «рыцарь». – В сокращенном варианте. Полный, позволь, мне тебе не приводить. Это займет очень большую часть чудесного утра. А затем… если честно, то я очень надеюсь на помощь.
– Но чем я смогу помочь тебе? Я знахарка. А ты серебристый дракон. Если сказки не врут, вы практически бессмертны, ничем не болеете, даже магия вас не берет! И я не думаю, что ты влюбился и тебе нужен любовный эликсир.
– О нет! – засмеялся в ответ он, хоть глаза его и искрились болью.
Особенно когда он переводил взгляд на серебристые березы. Ива давно заметила, что чем ближе к долине, тем более безжизненными они выглядят. Они теряли свою душу, свою чистую нежную магию, которая так ясно отличала их от остальных растений. Травница тоже посмотрела на листья.
– Серебристые березы! – прошептала она. – Это вы! Ваше дерево! Серебристые березы так же нереальны как драконы-оборотни. Но они живы, потому что вы живы. Они обладают душой, потому что вы ею обладаете… Но что-то случилось… Что могло случиться с серебристым драконом, Тхэнн?
– Со стальным…
– Что – со стальным?
– Я не серебристый, я стальной дракон. Так правильно называть.
– Один гоблин!
– Ты права, – печально покачал головой дракон. – Ты права, я ломаюсь, как старая дева перед единственным женихом. Просто… пойми, Ива, мне трудно. Мы… стальные драконы, никогда не просили ничьей – тем более человеческой – помощи. Мы владыки небес и земли. Мы непобедимы, всесильны, неподвластны никому и ничему. Ты права, нас почти невозможно убить, и магия на нас практически не действует. Но…
– Но и на старуху бывает проруха, – закончила она за него. – Так ведь?
Ива заглянула в его глаза – они были на самом деле стального цвета – и ужаснулась. Неужели возможна такая боль? Говорят, древние существа (к которым относят и драконов) вообще не имеют чувств. А другие утверждают, что, наоборот, только они и умеют чувствовать, а людям и прочим молодым расам не дано так любить… и так страдать.
– Ты слишком умна для человека, – невесело усмехнулся Тхэнн.
– Сейчас я не человек, Тхэнн, и ты прекрасно это понимаешь. Я сейчас знахарка – от слова «знать». И я чувствую твою боль, как чувствую страдания этих листьев нереального цвета. И магия вокруг тебя и этой долины плачет от боли. Что-то случилось: что-то ужасное, с чем не смогло справиться одно из самых могущественных существ этого мира. Так что же заставило тебя, стальной дракон, обратиться к знахарю?
И Тхэнн рассказал ей, а Ива согласилась помочь. Хотя она не слишком верила в успех, но не попробовать не могла.
Стальные драконы – впрочем, как и все другие – были словно бельмо на глазу для большинства магов и местных барончиков. Слишком свободолюбивые, слишком независимые, слишком мудрые, слишком опасные, они являлись силой, с которой приходилось считаться. Кому хочется такую гоблиню иметь у себя под боком? Но сделать ничего не могли. Драконы же привыкли держаться от людей – особенно от магов – подальше. И эта долина долго была их тайным любимым убежищем, домом, крепостью, древним замком. Здесь ничто не могло их победить: никакая магия мира не имела власти. Но парадокс – беда настигла драконов именно в этом месте.
– У меня есть сестра. Совсем еще маленькая девочка по нашим меркам. По вашим – она подросток. Я не знаю, что произошло, только она не может двигаться, не умеет говорить, и я чувствую, как жизнь из нее уходит. И долина это чувствует. Видишь, как плачут листья берез? Это они ее оплакивают.
Ива очень опасалась, что сейчас ей уже придется отпаивать Тхэнна травками. Но он себе такого не позволил. Общими усилиями они выяснили, что ни одна из возможных причин болезни девочки-дракона не является истинной. Только магия тут ни при чем, и она бессильна. Откуда это знал дракон, Ива так и не поняла, и почему Тхэнн считает, что у знахарки есть шанс, – тоже. Но, как говорится, клиент всегда прав, особенно если это дракон. С драконами вообще как-то не принято спорить.
Они спустились к реке, отправились вдоль ее русла куда-то вдаль. Тхэнн попросил разрешения завязать ей глаза и посадил ее на коня. Нельзя сказать, что Иве понравился такой способ передвижения, зато магию она стала чувствовать намного острее. Хоть купайся в ней: ее было так много, что девушке хотелось смеяться и кружиться, – переизбыток чар всегда вызывал у нее такую реакцию.
Единственный раз девушка нарушила молчание:
– Скажи, Тхэнн, а как же это возможно, что такая махина, как ты, превращается в человека, даже не особенно крупного?
– Это магия, девочка. Ей все подвластно.
– Но… но существуют же определенные законы… я не знаю – должны быть!
– Значит, для драконов бывают исключения. Или другие законы. И вообще, Ива, это люди выдумали, что все подчиняется каким-то законам. Однако и до вас все жили, все было возможно, никто ни про какие законы не знал, и никому это не мешало. Что за дурацкая у людей привычка все переосмысливать, раскладывать по полочкам и наклеивать ярлыки?! Это вот так, а другое этак, а третье вообще невозможно, а четвертого и вовсе не существует! Одно слово – люди! У вас как-то мозги по-другому устроены.
Знахарка тихо ошалела от такой отповеди и надолго задумалась о различиях в мышлении у всевозможных рас.
Рыцарь же вел коня все дальше. Ива даже решила, что если б ей и удалось увидеть что-нибудь, то все равно ей никогда не запомнить такую длинную дорогу. Но вот ей снова было позволено видеть свет, и она обнаружила, что находится среди невысоких холмов, в одном из которых устроена очень даже симпатичная пещерка.
Когда знахарка вошла в нее, ее хорошее настроение мигом испарилось.
Дракон, лежащий посреди пещеры, явно умирал. Ива заметила, как посветлели его огромные стального цвета глаза при виде Тхэнна. Он подошел к сестре и что-то ей сказал на странном языке, но Ива почти не слышала его и, конечно же, не понимала. Ее захлестнула жалость. Та самая, которая, как было сказано ранее, так часто подводила ее.
Кто – или что – могло причинить зло живой легенде? Ива была совсем неопытна и потому не понимала, что даже легенды – особенно живые – тоже бывают мерзкими, глупыми и агрессивными, или, в крайнем случае, кому-то неугодными.
Девушка твердо решила сделать все возможное, чтобы помочь дракону. Кроме того, где-то на задворках ее сознания мелькнула мысль, что иметь в друзьях представителей этой могущественной расы – очень полезная штука.
Травница немедленно приступила к выполнению своих обязанностей. Она со всей свойственной ей тщательностью осмотрела больную, затем выспросила у Тхэнна обо всех симптомах заболевания, после чего попробовала применить стандартный набор зелий и травок, а заодно проверить, на всякий случай, как действует магия на дракона. Хотя Ива еще и не научилась привлекать магическую силу по своему желанию и в любое время, зато сама магия, наверное, поняв безнадежность ситуации, начала делать шаги навстречу. Пусть даже и не всегда. Но, как верно заметил Тхэнн, раз Ива, пройдя столько верст, осталась до сих пор жива и даже не получила каких-либо серьезных увечий, магия знала свое дело. Однако сейчас она бездействовала, хотя ее присутствие и ощущалось повсюду.
К концу дня Ива с удивлением обнаружила, что абсолютно не представляет, что такое случилось с драконом. Более того – ни одной, даже самой хиленькой и маловероятной гипотезы у нее тоже не было.
Прошло еще несколько дней. Тхэнн куда-то постоянно исчезал, чтобы вечером вернуться с едой, с каждым днем он становился все печальнее. Ночью он обращался в дракона и засыпал у входа в пещеру. Ива пыталась что-то сделать, но чувствовала себя бессильной. А девочка-дракон умирала.
Однажды Ива проснулась от того, что ей приснился огонь. Он был везде: плясал на земле, стелился по стенам, витал в воздухе, тянулся к ней. Огонь был голоден, и ему очень хотелось человеческой плоти.
Ива очнулась в ужасе. Во сне она чувствовала себя абсолютно – катастрофически – бессильной. А ведь в следующий раз рядом может не оказаться дракона, которому нужна ее помощь. И гореть ей тогда посреди деревенской площади под вопли ликующей толпы, так никому ничего не доказав, ничего не добившись, даже не пожив в свое удовольствие.