С усилием я заставила свой голос звучать твердо:
— Ты предлагаешь мне банальное, позорное бегство. А суть моего предложения — у тебя в руках. В буквальном смысле слова.
Люциус непонимающе нахмурился.
— Ты хотел меня напугать? — Я надеялась, что ни мой голос, ни мои глаза не выдадут обуявшего меня ужаса.
— Да, — ответил он.
— Ты недооценил противника… Весьма наивно с твоей стороны.
Воцарилась тишина, которую нарушало только потрескивание факелов.
— Давай поговорим, — в конце концов сказал Люциус и стремительно вышел из зала, похожего на склеп.
Я следовала за Люциусом по бесконечным коридорам, по просторным залам, под низкими арками и по крутым винтовым лестницам. Замок строился не как гостеприимный приют, а как цитадель, способная запутать и отпугнуть врага. Чем дальше мы шли, тем уже становились коридоры, тем круче делались ступени. Я с беспокойством поняла, что оказалась во власти Люциуса и никогда не найду дороги назад. Пути к отступлению не осталось.
Люциус резко остановился и распахнул передо мной дверь:
— Добро пожаловать.
Я настороженно на него посмотрела и вошла в комнату:
— Спасибо.
Люциус вошел следом.
Я огляделась:
— Люциус, это прекрасно…
В сердце цитадели Владеску находился богато украшенный кабинет, бледное подобие которого Люциус воссоздал в нашем гараже. Огромный турецкий ковер устилал каменный пол, вдоль стен высились книжные шкафы. Другого я от Люциуса и не ожидала. Потертые кожаные кресла свидетельствовали о долгих приятных часах, проведенных над Бронте, Шекспиром и Мелвиллом. На полке стояла статуэтка баскетболиста — награда за победу в соревнованиях по броскам в корзину.
— Ты привез свой приз! — улыбнулась я, радуясь, что Люциус сохранил что-то от жизни американского подростка.
— Дорин притащил! — с недоброй улыбкой огрызнулся Люциус. — Пусть стоит, напоминает, каким я был идиотом…
Я не поверила ему, но не стала настаивать.
Люциус скинул плащ и подбросил дров в камин. Взметнулись искры, пламя снова пробудилось к жизни.
«Так, кол в чехле на поясе. Как только Люциус повернется ко мне спиной, можно выхватить у него кол и…» — мелькнуло в голове.
— Даже и не думай, — небрежно заметил Люциус, носком сапога поправляя поленья в камине.
— И мысли такой не было, — ответила я.
Люциус повернулся ко мне с понимающей улыбкой, вытащил кол и проверил его кончик на остроту.
— Ты все еще собираешься меня уничтожить? — спросила я.
Люциус взял меня за руку и вывел на середину комнаты, где замысловатые узоры на ковре сплетались в бледный круг.
— Смотри, — приказал он неожиданно хриплым голосом. Его хватка на моем запястье стала еще жестче.
Я увидела темное пятно. Кровь… Похоже, никто даже не пытался отмыть ее следы.
— Это…
— Да, здесь все и произошло. Здесь я уничтожил Василе.
Глаза Люциуса сузились и снова почернели. Заглянув в его зрачки, я неожиданно прочла его мысли — так умеют только настоящие вампиры. В голове Люциуса роились такие ужасающие образы, что я вздрогнула, читая в его глазах свой приговор.
— Люциус, не…
Он оказался за моей спиной, одной рукой прижимая меня к себе, другой — направляя кол мне в сердце. Острый кончик разорвал алую ткань платья и оцарапал кожу.
— В чем заключается твое предложение? — прохрипел Люциус.
Я теснее прижалась к его груди, подальше от кола:
— Утром клан Драгомиров обнаружит мою записку с сообщением, что я отреклась от престола. Моим последним приказом стал приказ подчиниться тебе без борьбы.
— Это не сделка, — засмеялся Люциус. — Это поражение.
Я покачала головой, и мои кудри защекотали его подбородок. Рука Люциуса на моей груди потяжелела… В другое время — при других обстоятельствах — чувствовать его так близко стало бы блаженством. Он как будто меня защищал.
— Если ты не уничтожишь меня сейчас, я вернусь в замок Драгомиров, прежде чем Дорин проснется и прочитает записку. Война продолжится.
Люциус задумался.
— У клана Владеску нет причин опасаться войны.
— Тогда уничтожь меня. Принеси меня в жертву, предотврати войну. Я прошу тебя, Люциус! Если ты стал таким жестокосердным, сделай то, что ты собирался со мной сделать!
Все чувства, которые так долго во мне копились: страх, ярость, злость на его упрямство, его отказ признать нашу любовь, — вырвались на свободу, и я изо всех оттолкнула Люциуса.