— Я надеялась, что ты об этом заговоришь.
Она показала на потрепанное кресло у стола. Я села и укрыла ноги потрепанным перуанским одеялом.
Мама развернула ко мне стул, подняла очки на лоб и приготовилась к непростому разговору.
— С чего начнем? С того, что произошло между тобой и Люциусом на крыльце?
Я вспыхнула и отвела глаза:
— Нет, об этом я говорить не хочу. Давай поговорим о том, что произошло два дня назад, когда Люциуса сюда принесли. Почему сюда? Почему не в больницу?
— Джессика, я уже объясняла: Люциус особенный. Не такой, как все.
— В чем же он особенный?
— Он вампир. Доктор, получивший образование в американском медицинском колледже, не сможет правильно его лечить.
— Мам, он обычный парень.
— Ты все еще в это веришь? Даже после того, что увидела, подсматривая под дверью?
Уставившись на свои руки, я накрутила на палец нитку из одеяла и оторвала ее:
— Мам, все так запуталось…
— Джессика…
— Да?
— Ты же дотрагивалась до Люциуса.
— Мам, ну пожалуйста!
Нет, об этом лучше не вспоминать.
Мама невозмутимо посмотрела на меня:
— Мы с твоим отцом не слепые. Папа застал конец вашего… кхм… разговора с Люциусом на Хеллоуин.
Я порадовалась, что лампа едва освещает письменный стол, потому что мои щеки пылали.
— Мы просто поцеловались… Даже не по-настоящему.
— Когда ты дотронулась до Люциуса, ты не заметила ничего необычного?
Холод его кожи… Я сразу догадалась, о чем она, но почему-то продолжала упорствовать:
— Не знаю. Может быть.
Мама сообразила, что я не до конца откровенна, и вернула очки себе на нос. Очевидно, разговор закончен. Маму всегда раздражало нежелание проявить гибкость ума в непростых ситуациях.
— Джессика, хорошенько подумай о том, что произошло в гостиной. О том, что ты почувствовала. О том, во что ты верить.
— Я хочу верить в то, что реально, — простонала я. — Я хочу понять, что происходит на самом деле. Мам, а как же эпоха Просвещения? Логическое мышление искореняет предрассудки… и все такое… Исаак Ньютон, который раскрыл великую тайну гравитации, утверждал, что правда — его лучший друг. Как существование вампиров может быть правдой?
Мама долго на меня смотрела, обдумывая ответ. Мерно тикали часы на столе.
— Между прочим, Исаак Ньютон всю жизнь верил в астрологию, — жестко произнесла она. — Вот тебе и рациональный ученый!
— Ой, правда? А я не знала…
— Альберт Эйнштейн раскрыл секреты атома, в существование которого никто не верил еще лет сто назад. Так вот, Эйнштейн однажды сказал: «Самое прекрасное, что только можно испытать, — это тайна». — Она помолчала. — Если атомы существуют везде, хотя их и не видно, почему бы не существовать вампирам?
Да, отличный аргумент.
— Мам…
— Что?
— Я видела, как Люциус пил кровь. И его клыки видела.
Мама успокаивающе потрепала меня по руке:
— Добро пожаловать в мир тайн, Джессика. — На ее лицо набежала тень. — Пожалуйста, будь осторожна. Это непростой мир. Непознанный. Таинственное может быть прекрасным — и опасным.
Я понимала, что она говорит о Люциусе.
— Мам, я буду осторожна.
— У Владеску репутация безжалостных вампиров, — прямо сказала она. — Нам с отцом Люциус нравится, однако нельзя забывать о том, что он получил совсем не такое воспитание, как ты. И дело вовсе не в его богатстве.
— Ага, я знаю, он мне рассказывал. Но повторяю, я ничего к нему не испытываю.
Ложь.
— Как бы то ни было, ты всегда можешь со мной поговорить. И с папой тоже.
— Спасибо. — Я скинула одеяло, встала и поцеловала ее в щеку. — Теперь мне нужно подумать.
— Конечно. Я тебя люблю, Джессика, — сказала мама и вернулась к своим научным журналам.
Несмотря на все предостережения, несмотря на ее очевидное беспокойство, в ее голосе сквозило понимание.
Глава 26
Дорогой Василе!
Я по-прежнему ожидаю от тебя ответа. Какая судьба ожидает Джессику, займет ли она трон? Неужели тебе нечего сказать? О чем говорит твое молчание?
Если честно, Василе, я устал от необходимости решать такие сложные вопросы без малейших подсказок в тысячах миль от дома. Меня утомляет соперничество с крестьянином. Меня истощили проклятые переломы. Я с нетерпением жду… чего? Чего-то, что я не могу даже назвать. Меня тревожат мысли о прошлом и будущем.
В отсутствие инструкции с твоей стороны, я продолжу так, как велит мне инстинкт. Вряд ли ты одобришь мой образ действий, но в последнее время я раздражителен, беспокоен и упрям. Меня бесит то, что ты заставляешь меня делать
Глава 27
— Ну вот ты и выбрался из гаража, — поддразнила я.
— Неужели тебе нравится так жить? — усмехнулся Люциус, откинувшись на розовые атласные подушки.
Мама настояла, чтобы он переехал вмою спальню. Временно, до выздоровления. Теперь сломанная нога Люциуса, заключенная в гипс, возлежала на плюшевом хот-доге.
— Я словно сижу в коконе из сахарной ваты. — Он скорчил гримасу. — Все розовое.
— Мой любимый цвет.
Люциус фыркнул:
— Розовый — всего лишь бедный родственник красного.
— Ты здесь не навсегда. Скоро вернешься в свой склеп с ржавым оружием. — Я огляделась: — Не видел мой айпод?
— Этот? — Люциус нащупал среди простыней мой плеер.
— Дай сюда!
— Может, оставишь? Чтобы не скучать, я с интересом ознакомлюсь с твоими музыкальными пристрастиями.
Приехали.
— Вот и купи себе такой же!
— Да, но в твой уже загружены альбомы «Блэк айд Пиз». — Люциус явно надо мной издевался.
— Не придуривайся.
— Мне нравится. Честно. Как такое может не нравиться? — На его лице появилась озорная улыбка.
Я выхватила айпод. Люциус расхохотался. Я тоже улыбнулась:
— Если бы ты не был в таком плачевном состоянии…
— Что? — Он ловко поймал меня за руку — с удивительной скоростью для человека со сломанными ребрами. — Ты бы силой заставила меня подчиниться? Размечталась!..
Ох, не надо о мечтах. В последнее время я действительно размечталась. Люциус все чаще появлялся в моих снах. Мне снились свадьба, темные пещеры, мерцание свечей…
Люциус отпустил меня и серьезно произнес:
— Джессика, прости, у меня временное помрачение рассудка от всех этих болеутоляющих. Нет, не пойми превратно, я безмерно благодарен доктору Жольдошу, он избавил меня от страданий, но…
— У тебя путаются мысли.
— Вот именно. Я совсем забыл поблагодарить тебя… — Он выпрямился, сморщившись от боли в ребрах. — За то, что привязала Чертовку. За то, что осталась со мной. Ты вела себя очень храбро.
Я пошевелилась, стараясь не задеть его ногу:
— Чертовку убили… Так жалко.
Люциус посмотрел в окно. Уголки его рта печально опустились.
— Ты сделала, что могла. Знаешь, иногда лучше уничтожить, чем оставить в живых. Безопаснее.
— Ты же почти ее приручил, — неубедительно возразила я.
— Подчинение противоречило ее натуре. Понимаешь, мы изначально верны себе, своим корням, своему воспитанию.
Мы умолкли. Интересно, о чем думал Люциус — о лошади… или о себе?
— Поздравляю со вторым местом, — неожиданно произнес он.
— На стене, рядом с синими лентами, полученными за победу в олимпиадах по математике, висела красная лента за конные соревнования. Синяя лента, разумеется, украшала комнату Фейт Кросс. Я выступила хорошо, но этого оказалось недостаточно. Странно, мне пожизненно запретили участвовать в соревнованиях, — криво усмехнулся Люциус. — Специально новое правило придумали: «Запрещено приводить диких животных на публичное мероприятие». Вот я и оказался его первым нарушителем. Первопроходцем, так сказать. — Он за смеялся, закашлялся и схватился за бок: — Ох!