Глава 43
Около полуночи ко мне в спальню пришла мама:
— В комнате Люциуса все еще темно.
— Ты тоже его из окна выглядываешь?
— Конечно.
— С ним все будет в порядке?
— Если честно, не знаю.
— Мам, они его били!
Мама отодвинула штору и села рядом со мной:
— Я, в общем-то, догадывалась…
— Люциус рассказывал, что били его часто, — заметила я, с трудом сдерживая панику.
Мама села на кровать и поцеловала меня в лоб, как маленькую:
— Помнишь, я говорила, что у Владеску репутация безжалостных вампиров? Люциуса воспитывали как наследника престола, и его детство нельзя назвать безоблачным. Однако Люциус очень сильный, — напомнила она. — Не поддавайся страхам.
Я понимала, что мама тоже боится.
— А если он не вернется?
— Вернется. — Она замялась. — Джесс… ты и вправду его любишь?
От необходимости отвечать меня избавил свет, загоревшийся в гараже. Я резко выдохнула, словно до этого не дышала. Я не стала ждать маму, выскочила из комнаты и босиком помчалась по двору — плевать, что холодно.
Люциус, скинув рубашку, стоял возле умывальника. Он услышал, как я вошла, но не обернулся:
— Уходи.
— Что случилось?
Он продолжал стоять, склонившись над раковиной:
— Оставь меня в покое.
Я подошла поближе:
— Обернись.
— Не буду.
Послышались шаги. В комнату вошла мама, похлопала меня по руке и двинулась к Люциусу, осторожно, как я подходила к Чертовке в тот ужасный день.
— Люциус… — ласково начала она, положив руку ему на спину. Она всегда так делала, когда я была маленькой и меня тошнило.
Люциуса затрясло.
Только сейчас я сообразила, что он изо всех сил сдерживает слезы.
Мама склонилась над Люциусом и убрала с его лба черную прядь:
— Джесс, сходи за аптечкой. Она в кухне, под раковиной.
— Мам, что с ним?
— Джесс, иди.
Я хотела остаться с Люциусом.
— Немедленно, — повторила она уже жестче.
— Иду, — ответила я и направилась к выходу.
Мама обняла Люциуса. Его плечи мелко вздрагивали. Она гладила его по голове и что-то тихо говорила. Так вот почему она меня отослала! Люциус не захотел бы, чтобы я видела, как он расплачется, не выдержав первой в своей жизни материнской ласки.
Я тихо закрыла дверь и побежала на кухню.
Я вернулась с аптечкой. За мной на дрожащих ногах шел отец, на ходу завязывая пояс халата.
Люциус лежал на кровати, мама сидела рядом с ним. Я протянула ей аптечку, она включила ночник, и Люциус отвернулся к стене. Я успела заметить, что его жестоко избили: губы распухли, под глазами и на скулах наливались багрянцем синяки, нос был сломан.
— Я принесу мокрое полотенце, — предложил отец. Ему хотелось быть хоть чем-то полезным.
— Ничего страшного, — прошептал Люциус.
Мама смочила его разбитые губы спиртом, и Люциус скривился от боли.
— Не спорь со мной, — пожурила мама.
— Не самый лучший выдался год, — горько пошутил Люциус. — Чертовка, по крайней мере, не знала, что творит.
Папа сел в изножье кровати и растерянно сжал в руках полотенце:
— Что случилось?
Люциус не ответил.
— Расскажи нам, — настаивал отец.
— Пусть Джессика идет спать, — устало произнес Люциус, все еще лежа лицом к стене. — Уже поздно.
— Я хочу остаться.
— Ты еще ребенок, — непререкаемым тоном заявил Люциус. — Тебе не стоит этого знать.
Мои родители переглянулись. Я поняла, что они решают, ребенок я или нет.
— Пусть Джессика остается, — сказал отец. — Ее это тоже касается.
— Утром я уеду, — пообещал Люциус. — Не буду больше обременять вас своими проблемами.
— Никуда ты не поедешь!
Мама забрала у отца полотенце и вытерла кровь со щеки Люциуса. Она осторожно развернула Люциуса к себе, и я впервые смогла оценить тяжесть его увечий. Даже в темной комнате было заметно, что Чертовка сильно проигрывала в сравнении с родственниками Люциуса. Меня охватил гнев.
— То, что происходит, касается меня и моей семьи, — сказал Люциус. Он немного приподнялся, не глядя на меня: — Я поеду домой и со всем разберусь.
Мы знали, что это означает: еще больше боли, еще больше шрамов.
— Теперь это и твой дом, — отчеканил отец. — Ты останешься здесь.
Я посмотрела на родителей и впервые по- настоящему увидела тех, кто с риском для жизни вывез обреченного ребенка из Румынии. Как эгоистично с моей стороны, что я никогда раньше не понимала, какую жертву они принесли. Конечно же они всегда недоговаривали, скрывали, какой опасности подвергались.
— Дом, — с презрением произнес Люциус.
— Да, дом, — ответила мама.
— Знаешь, ты слишком загостился в гараже, — сказал папа, коснувшись руки Люциуса. — Завтра же ты переедешь к нам. Мы подготовим комнату.
— Я и без того злоупотребил вашим гостеприимством, — ответил Люциус. — Не волнуйтесь за меня. Старейшие здесь не останутся. Они считают, что я урок усвоил, и ждут повиновения.
— Нет, ты переедешь к нам, — настойчиво продолжил отец. — Встать можешь?
У Люциуса не осталось сил возражать. Он медленно свесил с кровати ноги и сел, потирая ребра:
— Старейшие помнят все мои переломы и наносят удары по тем же местам.
Мама обняла Люциуса за плечи. Как мне хотелось оказаться на ее месте!.. Люциус припал к ней, как беззащитное дитя. Мама печально взглянула на нас с отцом.
— Попытайся встать, — сказал отец, взяв Люциуса за руку.
— Спасибо, — ответил Люциус. Даже искалеченный, он сохранял величественный вид. — Я благодарен вам за все. Простите, что доставил столько неудобств.
— Сынок, не за что, — ответил папа, помогая ему устоять на ногах.
Мама поддерживала Люциуса за талию, и они втроем медленно двинулись к двери. Через несколько шагов Люциус остановился:
— Доктор Пэквуд… Мистер Пэквуд… В прошлом я не всегда хорошо о вас отзывался. Боюсь, что я считал вас… слабыми. Вы слишком непохожи на мою семью.
— Люциус, все в порядке, — сказала мама, потянув его за собой. — Не нужно больше ничего говорить.
— Нет, нужно, — возразил он. — Я был неправ, когда оскорблял вас. И не только потому, что вы проявили ко мне гостеприимство. Я счел вашу доброту слабостью. Примите мои искренние извинения. С вашей помощью я осознал свою ошибку.
— Извинения приняты. — Папа похлопал Люциуса по спине. — Теперь давай доберемся до твоей кровати.
Наша печальная процессия проследовала по глубокому снегу через двор. Мама постелила Люциусу в кабинете, маленькой уютной комнатке между нашими спальнями, и сделала вид, что сама тоже идет спать. Я знала, что родители будут начеку всю ночь. Они не верили, что жестокие родственники Люциуса разъехались по домам. Мама с папой боялись, что Люциус исчезнет во тьме. Я тоже этого боялась.
Наконец я услышала его глубокое ровное дыхание: должно быть, он заснул. Завернувшись в одеяло, я вспомнила, что сегодня — новогодний вечер. Новый год уже начался. Скоро мне исполнится восемнадцать. Значит, я буду иметь право выйти замуж.
В соседней комнате стонал от боли мужчина, с которым я обручена с самого рождения. Сколько раз его избивали и он кричал, страдая даже во сне? Что за боль терзала его изнутри? Может, эта боль была хуже переломов, порезов и синяков?
Глава 44
К десяти я подошла к парковой беседке, как и предписывала записка. Оттуда мне помахал вампир, придерживая воротник пальто возле горла. Стоял жуткий холод. Собирались снеговые тучи.
— Я боялся, что ты не придешь, — с улыбкой произнес он.
Несмотря на его улыбку, я была начеку.
— Люциус сказал, что все разъехались по домам.
— Да, Старейшие вернулись в Румынию. Я надеялся, что смогу чем-то помочь, потому и не уехал.
Я немного расслабилась. Чем дальше от нас были Старейшие, тем лучше.