— Хочу поговорить о том, что случилось на рождественском балу.
— То и случилось, что ты выставила меня полным идиотом. — Джейк с силой распахнул дверцу шкафчика, едва не сорвав ее с петель.
— Нет, я себя выставила идиоткой. Это же я…
— Не надо. — Джейк засунул учебники на полку. — Я видел тебя и Люка. Я там был… если ты забыла.
— Твои упреки справедливы. Прости меня, пожалуйста.
— Зачем ты вообще согласилась со мной пойти? — сердито поинтересовался Джейк. — Я что, утешительный приз, раз Люк встречается с Фейт? Может, он и лапал тебя во время танца, но у него есть девушка.
Джейк хотел сделать мне больно, и это ему удалось.
— Никакой ты не утешительный приз, — возразила я. — Ты прекрасный парень, и мне очень стыдно за свое поведение.
— Мне тоже. — Джейк захлопнул дверцу. — Только не жалей меня, Джесс. Это тебя надо пожалеть. Пусть Люциус и королевских кровей, но он никогда не будет относиться к тебе так, как я.
Джейк был прав. «Хороший» — это не о Люциусе Владеску. Настойчивый, галантный, забавный, самовлюбленный, опасный, честный, страстный — это все Люциус. Но «хорошим» его не назовешь.
— Я видел, как ты на него смотришь, — добавил Джейк. — Я знал, что мы расстанемся, с того самого дня, когда ты пришла в спортзал. Ты смотрела не на меня, а на Люка. Глаз с него не сводила. — Мне нечего было сказать в свое оправдание. — Джессика, он разобьет тебе сердце. Он уничтожит тебя.
С этими словами мой первый парень повернулся и ушел из моей жизни с достоинством, отнюдь не свойственным крестьянам.
Я осталась на месте и смотрела, как он уходит. Уничтожит… Странно, что Джейк использовал то же слово, что и Дорин. Можно было подобрать столько синонимов — обидит, бросит, унизит, пошлет, — но Джейк выбрал именно это слово. Меня охватило недоброе предчувствие.
В чем причина?
«Джесс, ты сама все знаешь. В глубине души ты уверена, что Люциус опасен…»
Я — единственная чистокровная наследница клана, с которым семья Люциуса воевала на протяжении столетий. Я должна унаследовать власть, к которой всегда стремилась его семья. Если бы меня не существовало… Я вспомнила странные слова Люциуса после рождественского бала:«Я никогда не причиню тебе вреда. Не важно, во что ты в конце концов поверишь, не важно, как будешь вспоминать обо мне, помни одно — я никогда не смог бы и не смогу сделать тебе больно. Возможно, было время, когда я еще не знал тебя… если бы ты стояла на моей дороге к власти… но не теперь».
Нет! Люциус не причинит мне вреда даже ради власти. Снова и снова я повторяла про себя:«Я никогда не причиню тебе вреда». Потом я вспомнила, как изменился Люциус. Этот странный, озлобленный и избитый парень отказывался смотреть мне в глаза. Сможет ли он обидеть меня?
Я не верила. Мысль о том, что Люциус меня оберегает, поддерживала меня в том хаосе, в который превратилась моя жизнь, однако от жуткого предсказания Джейка на душе скребли кошки.
Глава 46
— Люциус, я принесла тебе горячий шоколад. — Я заглянула в его комнату, держа в руках поднос. — Вегетарианский, но неплохой.
Он лежал навзничь на матрасе, скинутым на пол, и с закрытыми глазами слушал плеер. Настольная лампа — единственный источник света — отбрасывала множество теней на его лицо. Синяки побледнели, опухлость вокруг глаз спала. Я поставила поднос и потрясла Люциуса за плечо. Он вздрогнул, сорвал наушники и резко сел:
— Не пугай меня, это неразумно. Пойми, я могу не сдержаться и…
— Извини. — Я отступила, встретив его жесткий взгляд. — Я приготовила горячий шоколад и подумала…
— Я не люблю шоколад.
— Ты только что прикончил целую упаковку вегетарианского шоколадного мороженого. Так что не притворяйся, что не любишь шоколад. Просто выпей.
Люциус оттолкнул мою руку, и шоколад выплеснулся на пол.
— Джессика, уже поздно. Иди спать.
Я села рядом с ним, скрестив ноги, и сделала глоток:
— Что слушаешь?
— Немецкий металл.
Поставив кружку, я потянулась за наушником:
— Можно?
— Как хочешь, — сквозь зубы согласился Люциус.
Я вставила наушники и ужаснулась: такая музыка, должно быть, сопровождала проклятые души в ад — отрывистые немецкие слова, рев синтезаторов, никакой мелодии. Звучало устрашающе.
— А как же «Блэк-айд Пиз»? — пошутила я, снимая наушники.
— У меня другое настроение.
— Люциус…
— Джесс, уходи.
— Не гони меня!
— А ты сама не лезь!
— Я о тебе беспокоюсь.
— Беспокоиться уже поздно.
— Неправда. Все можно исправить.
— Джессика, через несколько недель я вернусь в Румынию и буду наказан за своеволие. Умоляю, оставь меня в покое. Недолго осталось.
— Люциус, я хочу тебе помочь.
— Ты? — горько рассмеялся он. — Ты хочешь помочь мне?
— Ничего смешного. Я могу помочь. Возможно, я единственная, кто может помочь.
— Как?
— Я могу выйти за тебя замуж — вот как!
На секунду его взгляд смягчился. Потом Люциус с силой потер глаза, как будто наказывая себя:
— Джессика…
Я потянулась к нему и взяла за руку:
— Я согласна. А ты?
Люциус отдернул руку:
— Ты не догадываешься, что предлагаешь. Тебе меня жаль, а я не хочу, чтобы ты выходила за меня из жалости. Не желаю быть похожим на больную дворнягу, которую выкупает из приюта добрая душа, чтобы спасти от смерти. Лучше погибнуть с честью.
— Я тебя не жалею.
— Нет?
— Нет. — Из моих глаз потекли слезы. — Я люблю тебя, Люциус.
Слова сами сорвались с моих губ. Я никогда не думала, что мое признание будет дышать таким отчаянием.
Взгляд Люциуса снова стал жестким.
— Тем хуже для тебя, Джесс, — ответил он, лег и повернулся на бок, как будто готовясь ко сну.
Я выбежала из комнаты и врезалась в маму. Она отвела меня к себе и закрыла дверь.
— Что у вас произошло с Люциусом? — спросила она, протягивая мне бумажные салфетки.
— Мы… разговаривали. — Я вытерла глаза, но слезы полились снова.
— И что он тебе сказал? Почему ты плачешь?
— Я сказала Люциусу, что люблю его, — призналась я, сжимая мокрые салфетки. — Что хочу выйти за него замуж.
Мама полностью утратила свое обычное самообладание и недоверчиво раскрыла глаза.
— А что он ответил? — спросила она тихо и нарочито спокойно. За спокойствием скрывался страх.
— Заявил, что не позволит мне выйти за него из жалости.
Мама облегченно вздохнула, прижала пальцы к губам, и я услышала ее шепот:
— Ты правильно поступил, Люциус. Правильно.
Глава 47
— Джесс, мы на математику опаздываем! — Минди почти тащила меня по коридору.
Я вырвала руку:
— Я не пойду. Прогуляю.
— Опять? — обеспокоенно спросила подруга. — Джесс, ты раньше никогда не прогуливала, а теперь почти не ходишь на уроки. Это же математика, Джесс. Твой любимый предмет!
— Мин, мне не хочется.
— Да что с тобой, Джессика? Все из-за Люциуса? Вы оба изменились. И эти синяки… Что между вами происходит?
— Ничего, Минди. Клянусь.
— Ты прогуливаешь занятия, рассталась с Джейком, а Люциус выглядит так, будто вот-вот кого-нибудь убьет. И ты утверждаешь, что ничего не происходит?!
Я направилась к туалету:
— Иди в класс, ладно? Я отсижусь в туалете, пока коридоры не опустеют.
— Джесс, я за тебя волнуюсь! — Минди прижала учебники к груди.
— Все в порядке. Я тебе позвоню, честное слово.
Все в порядке: мое сердце разбито, договор нарушен, и надвигается война. Как можно сосредоточиться на тупых учебниках, бессмысленных домашних заданиях и нудных уроках, если мир вокруг рушится? Когда на кону стоят жизни?