Моя подруга уже совсем освоилась в доме, завоевав уважение слуг. В отличие от меня, которую слуги побаивались, хотя я не давала к этому повода. Они молча выполняли все мои требования, но от них веяло такой холодностью, что я старалась не общаться с ними, а свои просьбы и приказы передавала через Аниту. Вот и сейчас я верила, что поступаю правильно и решила, что о моей поездке не должен знать никто, кроме Аниты.
Когда я сообщила, что отправляюсь за супругом, Анита кивнула:
— Правильно. Я еду с Вами.
Тотчас убежав отдавать распоряжения запрягать карету, Анита прислала двух других горничных, которые начали складывать в большие дорожные баулы не только платья и бельё, но и тёплые вещи. Подруга, которая теперь была не просто моей служанкой, а главной горничной, вернулась через несколько минут и начала поторапливать девушек.
— Куда столько одежды? — удивилась я. — Мы же ненадолго.
— Кто знает, — пожала плечами служанка.
Лакеи забрали мои баулы и один Аниты, я вышла и начала спускаться по лестнице, где меня и догнал Нат.
— Куда Вы собрались, миледи? Зачем?
— Что-то случилось! — пояснила.
— Разве хрупкая женщина сможет помочь?
— Нужно сообщить в полицию? — иронично подняла я брови.
— Что Вы! — замахал руками секретарь. — Герцог не любит, когда в его дела вмешиваются посторонние.
— Я не посторонняя, — отрезала, быстро сбежала по лестнице, высоко подняв юбки. Сзади послышался сдержанный стон. Так тебе и надо! Наглец!
Грум открыл карету, помог забраться мне, потом Аните. Два лакея сопровождали нас верхом, так как в их обязанность входила и моя охрана.
День выдался погожий, хоть и ветреный. Хорошо, что Анита нарядила меня в тёплый плащ с меховой отделкой.
Ехали по хорошей дороге, но утомились. Лакеи поравнялись с окном кареты через два часа и предложили выйти на воздух, но мы отказались, решив потерпеть.
Ещё через два часа показалось поместье. Это был настоящий древний замок, стоящий на возвышенности. Серые каменные стены внушали трепет свой древней историей, кованые решётки на окнах напоминали о временах суровых и хранили ужасные тайны.
Остановились у подножия холма, где нас встретили слуги. К замку вела широкая каменная лестница с перилами. Хорошо, что не было рва и подъёмного моста, а то мне стало не по себе от этой величавой мощи.
Поднявшись на вершину, мы оказались на красивой лужайке, где находился розарий. Как-то стало спокойнее, мощь сооружения осталась, но теперь она казалась не опасной, а таинственной.
Массивные двери отворились, и к нам навстречу выбежал Линн, камердинер герцога.
— Как хорошо, что Вы приехали, миледи, — сказал он, поклонившись. — Милорду совсем плохо.
Я побежала к двери, а Линн спешил рядом:
— Я хотел послать за доктором, но он не разрешил.
— Иногда нужно думать, а не подчиняться, — резко сказала я.
Камердинер едва успевал открывать двери. Я бежала, не видя ничего вокруг. Одна мысль стучала в голове: «Только бы успеть!»
Вбежав в кабинет, я остановилась, чтобы перевести дыхание.
Большой камин, над ним зеркало в серебряной оправе. На каминной полке свечи в серебряных подсвечниках. Стулья, обитые зелёной с золотом тканью. По бокам от камина большие портреты величественных предков. Громоздкие кожаные кресла. В одном из них полулежал Тирелл с закрытыми глазами. Его поза была такой неестественной, что в первую минуту мне показалось, что он не дышит.
Тотчас перед глазами возник семейный склеп, куда мы с Анитой сходили после того, как я поднялась на ноги. Мне было интересно посмотреть на место упокоения «своей» матушки.
Увиденное показалось очень торжественными. Могилы предков напоминали о древности рода: каменные саркофаги с надгробными плитами, где размешалось изображением умершего, даты рождения и смерти и описание его подвигов, ведь предки были рыцарями.
Могила матери Маргариты отличалась маленьким саркофагом и небольшой скульптурой летящего ангела. Анита пояснила, что тело было кремировано, а урна с прахом занимала мало места.
Отбросив дурные предчувствия, бросилась к креслу, упала на колени, взяла руку супруга, пытаясь найти пульс. Вздохнула с облегчением — пульс, пусть слабый, но прощупывался. Лицо было мертвенно-белым, губы — с синевой, хорошо, что ногти ещё не посинели.
Встав, увидела озабоченное лицо Аниты, на котором промелькнуло выражение сожаления и тревоги.