Случай двадцать шестой. Хлюпики, вперед!
Не знаю, может быть, и есть на земле люди, которые хорошо знают Кощея. Лично я себя к таким не причисляю. Все, что мне удается выведать у окружающих властелина тридесятого баб-ег, русалок и кота ученого, занимает всего лишь несколько мегабайт в моем компьютере, и сведения эти настолько разрознены и разобщены, что как-то упорядочить их и систематизировать не представляется возможным. Причем наличествуют пробелы в самых насущных, необходимейших отраслях биографической науки. Например, я совсем ничего не знаю о битвах, которые когда-то вел Кощей. А, согласитесь, это одно из основных знаний о правителях. Впрочем, нет, кое-что я все-таки знаю. Но какой ярлык прилепить к этому знанию, совершенно без понятия. Может, вам удастся?
Случилось это еще в те времена, когда дворец Кощея был полон стройными быстрыми умом воспитанницами. Повздорил как-то бессмертный старик с известным норманским правителем, имя которого за давностью лет уж никто и не вспомнит, а прозвище его было Кривой клык. Властелин тридесятого тогда уже склонялся к фемиде и разрешению споров в судах различных инстанций, но соперник его настаивал на поединке не на жизнь, а на смерть.
– Позволь, возлюбленный брат мой, – как положено обращаться друг к другу царям, начал Кощей – Я никак не смогу удовлетворить тебя в твоем похвальном желании, ибо всем известно, что я есмь бессмертный. Но есть у меня встречное предложение – выставим каждый за себя воина, и пусть бьются они.
Кривой клык призадумался. Очевидно, что войско у Кощея полно крепких, отборных солдат, и каждый его воин стоит, пожалуй, десятка борцов иной, менее обученной рати.
– Что ж, дражайший брат мой,– сказал наконец поединщик, – принимаю твое условие, но прими и ты мое. Желаю, чтобы сражались наислабейшие в наших царствах воители.
Кощей усмехнулся и кивнул. Усмехнулся же он вот почему: знал он, что младший сын Кривого клыка, восемнадцатилетний юноша, был тонок и хрупок, словно молодая ива, однако отличался необыкновенным мастерством в борьбе и славно владел и копьем, и мечом. Так что противник Кощея решил обмануть его и выставить своего умелого отпрыска вместо обещанного слабака.
Рано утром в чистом поле собралось множество народа наблюдать за честным (то есть, на самом деле он был бесчестным, но зрители этого не знали) поединком. Два всадника, тонких, как тростинки, стояли в центре и ожидали знака. И знак был подан! Кот Баюн, украшенный цветами герольда, взмахнул атласным стягом и вскричал приятным баритоном:
– Хлюпики, вперед!
И воины сошлись в сшибке. Первым же ударом поединщик со стороны Кривого клыка вышиб кощеева воина из седла. Но тот не растерялся, выхватил из-за пояса гирьку на кожаном ремешке и враз стреножил коня противника. Ну что, сняли тяжелые доспехи, остались в одних рубахах и начался мечный бой. Умел супостат, но и наш вояка не из робких, где ему силы не хватает, там он ловкостью берет, а гибкость в стане у него такая, что, пожалуй, позавидует и Баюн. Пыль столбом поднялась, а как осела, смотрят зрители, что воины уже в рукопашной схватились. Эх! Одолевает борец Кривого Клыка, всем телом прижал кощеева хлюпика к земле, обхватил рукой за грудь, и вот-вот придушит. Как вдруг вскочил, отряхнулся и заявил громким голосом:
– Так не честно! С бабой драться я не подписывался!
И действительно, Кощей против сына Кривого Клыка выставил одну из своих воспитанниц – дай бог памяти – Василису четырнадцатую, что ли? Стоит хитрая девчонка, зубы скалит и глазами своими бесстыжими так и стреляет!
Кощей же улыбается благосклонно и говорит:
– Ну было у нас уговору, какого пола сражающийся хлюпик должен быть. Впрочем, признаю, что твоя взяла, Кривой Клык, поехали пировать да мировую пить!
Вы, конечно, поняли, что ничего не выиграл от этого поединка норманский правитель, чьего имени до нас история не донесла. Потому что на пиру четырнадцатая Василиса спела трогательную балладу нежным голосом, станцевала заморский гавот с бывшим противником, пару раз закраснелась, смутившись… И готово дело – опять Кощей в прибылях: и воспитанницу с рук сбыл, и давний спор миром порешил.
Да, а в скрижали далекого норманского королевства с тех пор был навечно внесен особый вид рыцарского поединка, который следовало начинать возгласом "Хлюпики, вперед!". Впрочем, навечно – это только так говорится. Давно уже нет ни королевства, ни рыцарей, ни рыцарских поединков. Хлюпики, правда, не истребимы.