В письме некий Бабай обвинял его, Кощея, в узурпации образа злодея в русском фольклоре. Почему-то некого Бабая это очень раздражало. В нелестных выражениях он описывал личные свойства Кощея и риторически вопрошал: "Разве может столь одиозная личность претендовать на звание темного повелителя?" На этом месте Кощей пожал плечами – ни на какое звание он не претендовал, лицом был скорее бледен и вообще ничего темного за собой не замечал. Напротив, он считал себя крайне добропорядочным и справедливым правителем.
Далее Бабай принимался расписывать собственные достоинства, главным из которых он считал свою выдающуюся роль в воспитании подрастающего поколения. "Миллионы детей, – писал он, – выросли в священном ужасе перед таинственным обитателем чердаков, и только это удержало их от неразумных поступков, всяческого баловства и шалостей!" – Кощей хмыкнул.
Затем в письме зачем-то подробно расписывалась малодостоверная версия происхождения имени чудовища от некоего Бабая-Аги, грозы рязанского и калужского княжеств, и походя задевалась честь бабы-яги, которая якобы облыжным образом присвоила себе славное прозванье, предварительно исказив его из вредности.
"Надо Яге рассказать, – подумал мельком Кощей, – пусть старуха потешится". Заканчивалось письмо безоговорочным требованием уступить автору, то есть Бабаю, звание главного злодея древности и современности.
Кощей еще раз перечитал письмо, занося основные тезисы в записную книжку, потом открыл карточку "Дела об оскорблении чести и достоинства", присвоил номер, и в задумчивости подошел к окну. Равнина, простиравшаяся снаружи, ничуть не изменилась. Она наполняла сердце глубокой хандрой. Делать ничего не хотелось, хотелось пить горькую. Кощей потянулся было к звонку, вызывавшему слуг, но вспомнил строгое лицо доктора и отдернул руку.
– Ну, ничего нельзя, за что ни возьмись! – Мелькнувшая было мысль забыть про вздорного Бабая, просто послав его к черту, пропала. Справедливость должна восторжествовать! – подумал Кощей и принялся споро строчить исковое заявление в суд.
Случай четвертый. Не то яйцо
"Есть прелести в зиме, есть!" – энергично убеждал себя Кощей, шагая по подтаявшему снегу на окраине Санкт-Петербурга. Был январь, было ветрено, была оттепель.
Мягкий запах притаившейся где-то там весны будоражил ноздри. Хотелось дышать глубоко и свободно. Собственно, так Кощей и дышал всю свою многовековую жизнь.
В Питер он попал почти случайно – кот Баюн, по своему обыкновению рассказывать сказки, напел ему как-то вечером, что в этом славном городе в музее хранится одно из потерянных яиц Кощея – из тех самых драгоценных фальшивок, которыми когда-то по молодости лет и общему легкомыслию (как теперь понимал бессмертный старик) он наводнил мир. Ну, вот забавно ему было смотреть, как добры молодцы всех родов и сословий залихватски рубили ониксовые, серебряные, покрытые драгоценной эмалью, выточенные из слонового дерева элипсы, дабы добыть смерть Кощееву, и при этом разносили драгоценности, представлявшие немалую художественную ценность и просто ценность материальную, вдребезги. Но время шло, прежде многочисленные фальшивки стали редки, разнообразные обитатели волшебного мира стремились заполучить их в свои коллекции, и Кощей пришел к выводу, что не годится упускать такие сокровища, тем более, что он сам был их источником и, так сказать, первоначальным заказчиком.
Так что сейчас, пробираясь по заснеженному Петербургу к метро, он размечтался, что добудет очередную диковину. А мечтать-то и было нельзя! Никогда ничего путного из мечтаний всякого рода не получится – уж ему-то, умудренному тысячелетним опытом, следовало об этом помнить!
В музее хранились яйца Фаберже – новодельные беспомощные подделки под подлинное искусство. Кощей сплюнул бы прямо на паркетный пол, да был хорошо воспитан. "Коту надо уши надрать. И надеру!" – подумал он мстительно и вышел на Фонтанку. Было ветрено, был январь, была оттепель. Мягкий запах сховавшейся где-то неподалеку весны будоражил ноздри. Ничего не хотелось. Вот просто ничегошеньки. И нет в этой зиме никакой прелести, что еще за придумки! Кощей поежился, сунул руки в карманы и решительно вступил в черный провал открывшегося перед ним портала.