— Ты нырял? с аквалангом?
— Да, много раз. Дух захватывает. Но, понимаешь, я-то пару лет учился, экзамены сдавал, у меня лицензия серьёзного дайвера есть, а ты, наверное, и с маской-то не плавал?
— Так. Погоди, а если снять паломничество русского попа и небольшой молебен, там, на дне морском… Да это будет бомба, старик, этого никто не делал! Давай, учи меня нырять, я согласен.
— Лёша, статуя стоит на сорокапятиметровой глубине. Это за пределом даже для опытного дайвера. Это очень опасно без подготовки.
— Если ты смог, и я смогу, с молитвой и верой, конечно.
— И не побоишься?
— Побоюсь, обязательно побоюсь, но искусство требует жертв, да и не уготовано мне сгинуть в пучине морской, я знаю. Как это всё организовать?
Хозяином дружественного дайв-центра был питерский бандит Женя. Конечно, бывший, от весёлых поездок на тонированных «девятках», «стрелок, тёрок и наездов» осталась только «пацанская» лексика и незамутнённая интеллектом мечта стать кинорежиссёром. Правда, инструкторами были настоящие чемпионы мира по подводному плаванию Миша и Галя — профессионалы высшего класса.
— Жека, братан, базар есть. Хочешь снять офигенное кино, которое покажут по российскому телевидению?
— Чо? в натуре? Конкретно хочу, братан. Сколько бабок надо заслать?
— Вообще ничего. Халява. Да ещё твоё имя в титрах укажут и название дайв-центра засветим. Реклама на всю страну.
— Ты это… Где кинуть хочешь? Больно сладко поёшь. Не бывает таких подарков.
— Всё ровно, без косяков. Конечно, поработать мальца придётся. Вон видишь, на лавочке паренёк сидит, мороженку трескает? Это мой друг, большой священник из России. Нужно организовать его погружение на «Христа». Он будет молиться там, ты снимать. Кино пойдёт на Первый канал.
— Да ты гонишь, чо, настоящий поп, реально? Наш, русский поп?
— У него и ряса в моей лодке висит, и крест для пуза натуральный.
— Охренеть! Слушай, а он нырял когда-нибудь?
— Нет, в том-то и дело. Но готов попробовать, страха нет, я с ним всё обсудил.
— А, может, он до кучи мою дочку покрестит? Уже три года, а попа у нас православного на острове нет, сам знаешь.
— Обсудим. Ты по теме давай базарь, в сторону не мути.
— Базара нет! Давай мне его сегодня до вечера, мы щас на мелководье его втроём обучим азам дайвинга, мои спецы и зайца нырять заставят. Если всё ровно будет, завтра на «Христа» и пойдём, я братву подтяну, на три камеры будем снимать, картинку сделаю — закачаешься. Человека четыре на страховку поставлю, ты пойдёшь?
— Конечно!
— Значит, пять. Замётано. Но про дочку спроси, братан, с меня поляна будет, без базара…
На следующий день всей толпой вышли на яхте к месту погружения. Телевизионщики снимали подготовку, писали интервью и всячески суетились. На дно был опущен толстый страховочный канат, по которому аккуратно два инструктора опустили Лёшу к самой статуе. Чтобы отличить паломника от остальных дайверов, ему на грудь скотчем закрепили его же наперсный крест. Я и другие страхующие держались рядом, вне кадра, чтобы не портить величие момента. Когда Лёша был размещён на точке, перед лицом Христа, инструкторы также уплыли из кадра, оставив его одного. Женя поднял кулак, что означало команду «Мотор». Персонаж широко крестился. Вся сьёмка продолжалась не больше десяти минут. Такая большая глубина требовала медленного подъёма и приличного времени «висения» под водой всеми участниками погружения для декомпрессии.
Вечером, отсмотрев черновой материал, «поляну» накрывали телевизионщики и бандит Женя, уломавший Иоасафа провести крещение.
— А скажи, батюшка Станислав, освящён ли челн твой парусный, нет ли страха, что Господь ввергнет его в пучину? — ёрничал подвыпивший поп.
— Да ладно тебе, зачем мне ещё это?
— Вот ты тупой, Стас, я всё равно крестины на лодке буду проводить, так сразу и освящу её. Два обряда за раз. и переодеваться лишний раз не надо, и мир расходовать. Снимем всё это, в передачу всё пойдет.
— Да уж, из кадра тебя не выгонишь. Тщеславие есть грех?
— Ой, батюшка, грех, истинный грех. Но кто безгрешен? Только Бог наш. а мы рабы его грешные. Но, тут ведь такое дело, понимаешь: не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасёшься.
— Вот это да, философия у вас железная. Чувствуется вековой опыт демагогии.