— Да, обращал внимание на эту груду ржавого металлолома.
— Десять лет стоит, что делать — не знаем. Экипаж — половину уговорили уехать, половину депортировали, процедура заняла целых два года, суды у нас не торопятся. а теперь ничего не можем сделать с судном, это чья-то собственность и территория другого государства. Мы сообщили в посольство Украины десять лет назад, ответа нет, а причал занят, никто за это не платит и никто не знает, что делать. у города нет денег в бюджете снова ввязываться в подобную ситуацию с российской лодкой, нужны опять суды, консулы, масса бумаг. Нет, было бы идеально, чтобы они свалили куда-нибудь сами, мы даже готовы их немного материально «подтолкнуть»: дадим воды, топлива, еды немного, чтобы дошли, только порт прибытия должен быть не в Еврозоне. Будь другом, сходи, поговори со своими земляками, уговори как-нибудь, и я сам тебе на лодку буду подарки передавать, и домой приглашу, с семьёй познакомлю, стол накрою, настоящий, сицилийский…
— Ну, поговорить я, конечно, могу, тем более, собирался посмотреть, а уж если и вправду русские, то возьму водки, так у нас лучше разговоры получаются. Не знаю, что там произошло, но хотя бы информация будет в полном объёме.
— Очень на тебя рассчитываю!
Вообще, эта ситуация меня самого сильно заинтересовала — за подобными путешествиями всегда должна быть интереснейшая история, и, выходя из комиссариата, я прямиком направился знакомиться с соотечественниками.
У причала и вправду стояла большая деревянная лодка. Тип её я определить не смог, в длину метров пятнадцать, в ширину почти четыре, это была какая-то жуткая смесь поморского карбаса, средневекового, мангазейского купеческого судна. Прослеживалось дальнее родство с дракарами викингов, правда, с транцевой кормой, как у бригантины Колумба. Сшита лодка была из сосновых досок, явно сшита вручную, как шили архангельские поморы на протяжении многих веков, хотя качество и топорность корпуса говорили о новоделе. Увенчивала это эклектичное творение неумелых рук одна невысокая мачта с дико устаревшим и совершенно непрактичным прямым парусом, сшитым из обычного брезента. Это судно могло ходить исключительно по ветру, только прямыми курсами, что говорило о полной профанации судостроителя, или же оно не было предназначено для морского, офшорного плавания.
С кормы судна свисал поистине громадный, восьмиметровый российский флаг, а так как высота борта была не более двух метров, большая часть флага плавала в грязной портовой стоячей воде, с разводами мазута, среди окурков и использованных презервативов. Надстройки на палубе никакой не было. Палуба шла от носа до кормы. Одиноко, ничем не защищая рулевого, стоял деревянный метровый штурвал, а перед ним был укреплён старый магнитный компас со списанной спасательной шлюпки. Но зато антураж, сценическое оформление, как говорят, в театре, было очень впечатляющее.
На верхушке мачты развевался потрепанный «Весёлый Роджер» — пиратский флаг. На баке стояла, неизвестно откуда взятая, медная небольшая пушка, стояла на самодельном лафете и была явно бутафорской. На палубе перед мачтой была расстелена пожухлая, побитая молью, сильно потёртая, но всё ещё впечатляющая шкура большого бурого медведя с головой. Казалось, оскал медвежьих клыков встречал и сразу пугал посетителя лодки, настраивая его на грядущие впечатления от страшных русских пиратов. Обязательными атрибутами, указывая на национальную принадлежность, на шкуре стоял ведёрный медный самовар и валялась блестящая балалайка. На снастях везде были развешаны деревянные ложки и русские матрёшки. Раскачиваемые ветром, они тихонько постукивали друг о друга, и всё это создавало впечатление какой-то жуткой, в стиле Сальвадора Дали, сюрреалистичной новогодней ёлки. На борту висела метровая картонка от упаковочного ящика, на которой от руки, фломастером было написано по-итальянски: «Экскурсия по Русскому Пиратскому судну и представление — 10 евро с человека. Детям — 5 евро».
У трапа, перекинутого на причал, стоял одинокий незнакомый карабинер.
— Проход запрещён, судно не имеет разрешения. «Граница закрыта, — сурово сообщил он, — уходите».
— Я могу зайти, как гражданин России, это территория моей страны, — доставая паспорт, гордо сообщил я.
— Хм, ну тогда ладно, — сильно удивился полицейский.
Войдя на трап, я стал стучать по палубе, вызывая кого-нибудь из экипажа, чтобы, как положено, получить разрешение зайти на борт. Было слышно, как где-то в трюме кто-то засуетился, донеслись какие-то стуки и непонятное бурчание. и вот через несколько минут из неприметного люка на палубу, как чёртик из табакерки, выскочил… пират. Небольшого роста, кругленький, но вполне крепенький мужичок, под пятьдесят, с окладистой русой бородкой, в бандане (конечно, с черепом и костями), настоящей шерстяной тельняшке, в украинских черных шароварах, подпоясанных пиратским поясом, за которым торчал деревянный кинжал и такой же бутафорский пистолет. в руке он нёс мягкую игрушку — китайского попугая, которого он ловко приколол булавкой себе на плечо, достал из кармана чёрную повязку на глаз и, оценив диспозицию, сразу закричал: