Это сколько же я проспал? И что вчера такое было? Завтрак стоит у порога. Убей меня, но я вообще ничего не помню. Сам взял или вертухай озаботился?
– Пора, в путь-дорогу, – замычал я. Настроение стало подниматься, – Та-ра-ра-ра. Та-ра-ра-ра. И трижды сплюнем через левое плечо. Нет, не так. По роже двинем, чтобы получить харчо… Исчо. Исчо. Исчо. А то мусорня импортная зажралась.
Я быстро помахал руками, имитируя зарядку и широко зевнул. От в хлам измятых шмоток несло уже заметным тюремным душком. Нехорошо, если уж даже я это осязаю. Вонючка даже в доброжелательном суде это, согласитесь, выглядит неприлично. А мятая и небритая вонючка… это вообще квёлый негатив. Но, за неимением гербовой пишем на туалетной. Будем сглаживать впечатление честной физиономией лица и извинительной улыбкой.
Выданные синенькие полиэтиленовые бахилы продрались от моих постоянных странствований по камере, но других всё равно нет. Да уж больше и не понадобится, пожалуй. На всякий случай я действительно плюнул через левое плечо, присел на дорожку, а потом и со всей силы постучал собранной ковшиком ладонью по стене, прозрачно намекая охраннику, что готов. Видно гулкий звук его вдохновил. Он моментально распахнул дверь, молча развернулся и потопал по коридору к выходу. Я пожал плечами, плотно прикрыл дверь в камеру (а то вдруг обчистят, кто их знает, что тут за местные порядки и обычаи) и последовал за ним.
Возле вертухайской дежурки бесцельно топтались два очень подозрительных типа. Зато у каждого на шее запаянные в пластик большие картонки с их непрезентабельными физиономиями. Тот, что пониже, с мордочкой хорька-альбиноса, сделал шаг мне навстречу, посверлил меня тусклыми глазками и произнёс похоронным голосом с каким-то невообразимым акцентом:
– Я… Koysti… ваш переводчик… из таможни.
– Здравствуйте, Костя, – как можно сердечнее сказал я, пожимая его вялую потную ладошку. Потом сразу убрал руку за спину и вытер о джинсы. Всё равно вся одежда подлежит глубокой дезинфекции и неоднократной стирке, – Где угораздило вляпаться в великий и могучий?
– Извините… не понимаю… повторите.
– У вас хороший русский язык, – что-то откровенность мне сейчас даётся через силу. У парня очень неприятно несёт изо рта. Но надо постараться наладить контакт, а то вдруг обидится и тогда придётся корячиться самому. Хотя тип явно какой-то липкий и отвратный, – Где проходили обучение?
– Закончил курсы… стажировка в Москве.
– Да, я обратил внимание на ваше московское произношение, – тут я от истины совершенно недалёк. Старомосковский говор сохранился, наверное, только далеко за кольцевой в домах престарелых, – Столичный суржик ни с чем не спутаешь.
– Что такое суржик?
– Pidgin.
– А… пиджин… это когда… смешать языки?
– Да. И оставить русский в осадке.
– Извините… не понимаю, – он немного помялся и сказал, указывая на своего спутника, – А вот это офицер нашей таможни. Будет… э-э-э… конвоировать нас до суда.
«Да уж, этот точно не из элиты», – уже с подступающим удовлетворением подумал я, – «Если вместо тех клонов, которые меня сюда конвоировали, такого дристуна прислали, то значит моё дело на мази. Разобрались, значит. Ща домой, рубануть борща под мерзавчик, утешить жинку и у койку… пару суток давить подушку».
– В зале суда… нас будет ждать… государственный адвокат.
– Зачем он вам нужен?
– Он вам положен… по закону.
– А что, меня в чём-то обвиняют?
– Почему вы не знаете?
– А почему я должен? Никакого понятия не имею. Может, вы знаете?
– Нет. Но на суде всё скажут.
– Ну, спасибо, что хоть просветят, с чего я тут вшей кормил, – надеюсь, что с нарочито нехорошей, этакой киношной усмешечкой протянул я, – Бог даст, потом кто-то узнает, что здесь вам не там.
– Что? Извините, я вас не понимаю. Это русский… э-э-э… slang?
– Нет, не сленг, просто такой питерский диалект. Иногда отличается от московского. Как заМКАДный от доБлокадного. Но в последнее время питерский особый в Москве слегка превалирует.
– Правда? А кто такой вшей?
– Кто?
– Тот, кого вы кормили.
– А… это один малэнький птиц. Её время неудержимо рвало ко мне на нары. Голод наверно.
– Вы так называете птицу голубь? На сленге?
– Ну, уж нет, так называется птица дятел, которая на меня сюда крупно настучала.
– Он мешал вам… спать?
– Регулярно. А уж две последние ночи точно.
– Я сообщу дежурному офицеру.
– Да, пожалуйста, скажите ему, пусть организует засаду и отгоняет по ночам. – дурачиться стало в лом, да и объект не подходящий.