Еще Марля полюбила приходить на конюшню к жеребцам-производителям. На конюшне у них было очень просторно, чисто и красиво. Даже картины — портреты известных жеребцов конного завода — висели по стенам. У каждого постояльца была своя большая «комната» — денник. В деннике — всегда душистое сено.
Жеребцы были особенно красивыми. Большие, казалось, сплошь состоящие из мышц, покрытых короткой гладкой шерстью. Но в отличие от спортивных лошадей, к ним не разрешали подходить, ими можно было только любоваться через решетки денников.
— Знаешь, сколько стоит каждый из них? — как-то спросила ее Надя.
— Нет.
— Миллион долларов! Считай: один миллион долларов, второй миллион долларов, третий миллион долларов… — Надя шла по конюшне и осторожно гладила высунувшиеся между прутьями решеток денников теплые лошадиные носы.
— Правда? — удивилась Марля. — Они такие дорогие?
— Правда. А в девяностых годах одного из них продали в Америку за полтора миллиона, — похвасталась Надя, как будто лошади были ее собственностью, и добавила: — Чтобы вывести чистокровную лошадь за границу, нужно получить разрешение правительства. Лошади такого класса — достояние страны. Это как, знаешь, картины и старинные иконы нельзя вывозить, так и лошадей. Только если разрешат. Если смогут доказать, что это целесообразно.
— В смысле? — не поняла Марля.
— В том смысле, что… Ну… — Но тут Надины познания в коневодстве закончились, и внятно она больше ничего объяснить не смогла. — Нельзя их вывозить и точка.
Марля же еще раз внимательно посмотрела на жеребцов — кто-то из них дремал стоя, кто-то жевал сено, кто-то увлеченно чесался о стенку: разве подумаешь, что они такие дорогие?
— Знаешь, у меня как-то Нина, моя подруга в Питере, спросила, что бы я сделала с миллионом долларов? Я тогда растерялась и ничего не ответила. А сейчас я точно знаю, что я бы его обняла.Глава 2 Студенты
— Сегодня идем в табун кадрить студентов! — торжественно провозгласила Надя.
Рано утром, пока не наступила жара, они сидели на вишнях — Надя на одной, Марля на соседней — и собирали по просьбе бабы Аглаи ягоды. Правда, собирали пока все больше в рот, чем в ведра.
— Да? — растерялась Марля. — Прямо сегодня?
— А что откладывать? Быка надо брать за рога. Думаешь, мы тут одни такие? Видела, сколько девок в поселке? А это дело такое: кто успел, тот и съел. Ты, кстати, много вишни не ешь, а то потом на горшке сидеть будешь. Я-то че? Я привычная. А ты точно… — И Надя подробно обрисовала все перспективы переедания вишни.
— Но ведь вкусно же…
До этой поездки Марля, конечно, ела вишню — раз в год, в сезон, родители покупали дежурный килограмм, и ей доставалось немного. Но те ягоды всегда оказывались кислыми. А эти… А эти были фантастически сладкими, ароматными, крупными и вкусными. Класть их в ведро рука не поднималась. В рот! И только в рот.
— Ну, смотри, а то я одна пойду студентов кадрить, — пригрозила Надя.
А Марля задумалась. Хотела ли она идти кадрить Федьку с Петькой, которых даже не видела? Ведь она понятия не имела, как это делается. А главное — нужно ли ей это. Хотела найти себе парня Марля или нет, она не знала. Все девчонки в их классе, конечно, только и мечтали о свиданиях. Говорили о любви, красились, носили джинсы в обтяжку и короткие юбки, ходили на дискотеки. Но она, Марля, не участвовала в этом. То ли боялась, то ли стеснялась… Точнее, и то и другое.
Когда она смотрелась в зеркало, то видела в нем ничем не примечательную девчонку, тощую, с мышиного цвета волосами по плечи. Девчонку ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКОГО РОСТА. Каждый день Марля подходила к дверному косяку в своей комнате и аккуратно чертила на нем черточку над своей головой. Но черта каждый раз попадала ровно-ровно в предыдущую отметку. Один метр пятьдесят сантиметров. И ни миллиметром больше.
«Человек растет до двадцати пяти лет, ты еще успеешь вырасти», — успокаивала ее мама. Но мама сама была в лучшем случае метр пятьдесят три, а потому, как бы ни хотела Марля поверить в ее слова, но у нее ничего не получалось.