Брат пришел спустя несколько часов.
Максим не стал прятаться. Шаги Виктора он услышал еще до того, как совсем рядом раздался мелодичный голос:
— Как тебе удалось выйти?
Брат стоял всего в паре метров от него и заинтересованно озирался. Словно освобождение Макса — это загадка, которую надо решить, очередная головоломка, не более.
— Не ожидал? — Мужчина поднялся на ноги, поудобнее перехватывая острый кол.
— Почему ты не сбежал? Провел десять лет в заточении, вышел… и остался сидеть на месте? — Кажется, Виктор действительно не понимал.
— Все эти десять лет я ненавидел тебя.
— О, так ты решил отмстить? — Брат хмыкнул и покачал головой. Ни страха, ни сожалений.
Максим стиснул зубы, в два шага преодолел расстояние между ними, а затем сунул кол прямо в руки брату.
— Ты десять лет держал меня как цепного пса, стоит закончить то, что следовало сделать сразу. Ну же, убей меня. Снова запереть я себя не позволю.
Он уперся грудью в наконечник. Одно движение — и все будет кончено.
— Марать о тебя руки? Вот еще, — сухим голосом отозвался Виктор, но попытки убрать палку не сделал. Они так и стояли друг напротив друга.
— И что же ты тогда будешь делать?
Он что, не понимает? Или только делает вид? Та ненависть, та злоба, что кипит внутри, требует выхода. Он не сможет простить. И это все плохо закончится. Очень плохо.
— Да ничего. Выбрался, молодец. Значит, повзрослел, поумнел. Ну, по крайней мере, я на это надеюсь.
«Повзрослел», — хмыкнул Максим. Сколько ему сейчас лет? Девяносто? Сто? Ну да, для Виктора, которому уже около трёхсот, он всегда был ребенком. Глупым младшим братишкой.
— И это все?
— А чего ты хотел? Своим заточением я тебя спас, если ты забыл. Ты бы отправился в «Теневерс». А тут у тебя были почти отельные условия. Не понимаю, чего ты жалуешься.
— Я считал тебя братом.
— Мы и есть братья. Но и у братьев пути расходятся.
— Ты был для меня ближе всех на этом свете, и ты предал меня.
— Ты сам себя предал, Максим. Перестань корчить оскорбленную невинность. Отныне — ты сам по себе.
— Лучше убей меня. Пока я не решил тебе отомстить.
Виктор прищурился. В глазах полыхнул сверхъестественный огонь. «Вот оно…» — последние секунды жизни. Все так. Все правильно.
Смерть должна была прийти уже давно, все остальное — бессмысленная агония. Будет ли Виктор горевать о нем? Будет ли сожалеть о том, что сделает?
От удара в грудь выбило воздух. Умирать не больно.
На лице брата нечитаемая маска. Максим опустил взгляд вниз.
— Попробуешь тронуть мою семью — и я тебя уничтожу. — Виктор каким-то образом успел перевернуть кол, и теперь тот был зажат в кулаке брата задом наперед и приставлен к его груди тупым концом. — А пока… живи, братец… И да, поскольку ты изгнан из клана — старое имущество, счета и документы тебе больше не принадлежат. Максим Алмазов погиб десять лет назад, теперь ты сам по себе.
— Даже так… — Он не смог скрыть горечь в голосе.
Он ведь хотел смерти, просил о ней. Лучше она, чем бесконечно долгое пустое одиночество. Это что… так много?
— Ну а что ты хотел? Взрослая самостоятельная жизнь, она такая. Бьет под дых.
Виктор ушел, оставив его одного. Его слух, во много раз превосходивший людской, уловил рев машины, сорвавшейся с места, когда брат вышел из леса к трассе, где бросил наверняка дорогую спортивную тачку (ведь вряд ли вкусы могли измениться за десяток лет).
Максим так и стоял, смотря на недавнее место своего заточения. Когда он был там, у него была цель — выйти, у него был брат, заточивший его туда, ненавистный, но все же брат, и все было проще.
***
Максим не долго плутал по лесу. Идя, он слышал шепот деревьев, чувствовал духов населяющих лес, за столько лет заточения, он привык к этой атмосфере. Привык, но нисколько не прикипел к ней. И лишь выйдя к реке, а затем оттуда к небольшой деревеньке, смог вздохнуть полной грудью.
Человеческая энергетика ощущалась тут повсюду. Люди, их живые сердца, отмеряющие своим стуком ритм их мимолетных коротких жизней.
В голове сами собой складывались мысли о том, как теперь быть дальше. Первым делом разобраться с документами, хоть как-то легализоваться. А потом…
В прошлом он был талантливым финансистом, под его руководством был филиал зарубежного банка располагавшийся в Старославле. Он управлял людьми, направлял финансовые потоки, это приводило в азарт, придавало вкус жизни.
Но сейчас казалось абсолютно бессмысленным и пустым занятием. А прошлые карьерные победы — просто пшиком, ничем.
Деревенька была маленькой. Всего пара улиц, покосившиеся домики, в основном разделенные на две семьи.
В детстве он жил в подобной, и теперь искренне ненавидел подобные селенья. Слишком уж они были похожи одно на другое. Заставшие в прошлом веке, отличаясь от того, что было сто лет назад лишь бетонными фонарными столбами, да шифером или металлом на крышах.
В таких селеньях все друг друга знают, а чужаки особенно заметны — не спрячешься. Нужно ехать в город.
Может быть убить кого-нибудь? Восстановить как следует силы за счет чужой жизни, а заодно забрать деньги и документы.
Но клана за ним теперь нет, кровавый след подтирать будет не кому. Лучше не рисковать напрасно.
Попадавшиеся навстречу люди казались хмурыми и несчастными. Смотрели на чужака с подозрением и опаской, но все равно здоровались первыми. Видимо тут было принято всем со всеми здороваться.
— А ну проси прощения! — Макс вскинул головой, углядев через две улицы детскую площадку.
Железная горка, больше похожая на артефакт пыточной, карусель с оторванным сиденьями, качель с выломанной спинкой, и песочница, от которой пахло кошачьим туалетом (по крайней мере его не человеческий нюх, заставлял морщится).
— Мой брат ничего вам не сделал, оставьте его! — Маленький пацан лет восьми пытался загородить собой упавшего на сырую землю младшего брата.
Оба белокурые, в поношенных куртках явно не по размеру, штанах с заплатами и резиновых сапогах. У младшего на лице алел свежий синяк.
Над ними нависли школьники. Их было трое, и они были гораздо старше.
— Он забрызгал мою куртку. — Орал на маленьких один из них.
— Федя на качели качался, а вы у дороги были!
Максим поморщился. Он не собирался вмешиваться в чужие проблемы, но растянувшийся на земле мальчик с синяком на скуле неожиданно напомнил ему самого себя.
Виктор нашел его, когда Макс был еще ребенком. Слабым, беспомощным. Никому не нужным.
«— Если ты оказался настолько глуп, что влез в драку, то бей первым» — говорил ему брат,
— А если я буду бить первым, получается я сам же эту драку и начну? То есть окажусь глупым? В чем тогда смысл?
— Вырастешь, поймешь, — смеялся Виктор, и от этого смеха теплело на душе. Никакая драка была не страшна, ведь он знал, что за его спиной есть тот, кто всегда подставит плечо...»
— Эй, Никита, эта шмакодявка сказала, что ты врешь.
— Что ты сказал, мелочь? Ты меня вруном назвал?
— Ничего я такого не говорил… — моментально сдал мальчик, пытаясь поднять на ноги брата.
— Он мне теперь должен, понял. И ты тоже. Будешь делать то, что я скажу.
— Нет. Отстаньте от нас. Мы папе скажем.
— Как вас отец бьет вся деревня знает. Верещите, что свиньи которых режут. Это мы вашему отцу скажем, что вы чужие вещи портите, и он вас выпорет. Хотите?
— Не надо.
— Тогда будите делать, то…
— Прошу прощения, молодые люди. Как пройти к автобусной остановке. Хочу в город уехать. — прервал мужчина затянувшуюся сцену. На мгновение перехватил взгляд обидчиков.
Макс ожидал, что они ему и ответят, но вместо этого подал голос восьмилетний пацан, защищавший брата.
— Дальше по улице, где табличка с названием деревни. — его голос дрожал, было видно, что ему страшно. Но помощи у взрослого он не попросил. — Последний автобус до Старославля в восемь идет.
— Хорошая погода для хорошей драки. — не громко произнес он, его никто не услышал, но каждый из тех, к кому он обращался, все понял.