...В лес с правой стороны вклинилась опушка, на которой паслась миленькая аккуратненькая козочка, с бантиком и колокольчиком на шее, привязанная к вбитому колышку шелковой ленточкой. Неподалеку от нее, на изумрудной траве, расположился пастушок, в ослепительно белых портах и рубашке, схваченной в пояе хитроумно сплетенным пояском, свешивавшимся пышными кистями. На голове у него была шапка, большая, лохматая и тоже очень белая. Рядом с ним лежал посох с крючком и сумка. По мнению Владимира, любой художник, не задумываясь, отдал бы полжизни за возможность запечатлеть на холсте представшую их взорам идиллию.
Но его спутники особой сентиментальностью не отличались, поскольку сэр Ланселот спросил, громовым голосом:
- Эй, пастух, есть ли тут поблизости замок или, на худой конец, город?
Пастушок поднялся и направился к ним. За возможность запечатлеть на холсте его прекрасное юное личико тот же самый любой художник отдал бы вторую половину жизни.
- А как же, ваша милость, - произнес он голосом Робертино Лоретти, - есть и то, и другое.
Владимиру очень хотелось познакомиться со средневековым городом, раз уж представилась такая возможность, но сэр Ланселот был иного мнения.
- Покажи-ка нам дорогу к замку, - сказал он. - Не знаешь, как зовут его владельца?
- Почему же не знаю? Знаю. Прежде ему просто кричали, а теперь, когда он состарился и стал глуховат, мы посылаем к нему кого-нибудь из деревни. А дорога... Дорогу-то показать можно, потому как на перекрестке вы обязательно свернете не туда, но я никак не могу. Волков тут много, и мне не на кого оставить свою овечку.
- Давай, показывай, - снисходительно заметил сэр Ланселот, - мы ее постережем.
Пастушок недоверчиво осмотрел всех троих, но, заметив рукоять меча, торчавшую из-за спины рыцаря, то ли поверил данному слову, то ли решил не связываться, потому что, выскочив на дорогу, он помчался стрелой и в мгновение ока исчез из виду.
- Хорошо, если бы этот замок принадлежал кому-нибудь из моих знакомых рыцарей, - мечтательно произнес сэр Ланселот. - Можно было бы ненадолго задержаться...
Что он подразумевал под словами "ненадолго задержаться" тут же отразилось на его лице, принявшем мечтательное выражение, Владимиру даже показалось, что он слышит звон железа, но тут вернулся запыхавшийся пастушок.
- Куда я махнул, туда и ступайте, - сообщил он. - Только не перепутайте.
- Не перепутаем, - пообещал Рамус. - А вот скажи, тебе не скушно вот так, каждый день, без никого?
- Да нет, - пожал плечами пастушок. - Я, если скучно становится, музыкой развлекаюсь.
- Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался Рамус. - И где же твоя дудочка? Сыграй-ка нам что-нибудь...
- Нет у меня дудочки, - ответил пастушок. - Тут как-то мимо меня один бродячий музыкант проходил, с арфой, мы и поменялись. Очень уж просил. Тяжело, говорит, с моим инструментом, да по дорогам...
- И где же твоя арфа? - спросил Рамус, которого слова пастушка ничуть не удивили.
- Да здесь она, в кустах спрятана. Чтоб не сперли.
И пастушок повел наших путешественников в кусты, где, само собой разумеется, оказался рояль. С пеньком перед ним.
- Вот она, - сказал пастушок и ласково провел ладонью по блестящей черной крышке. - Желаете послушать?
- Только быстро, - сказал сэр Ланселот, которому не терпелось побыстрее очутиться в замке.
Пастушок кивнул, аккуратно поднял крышку, откинул позади себя нижнюю часть рубашки и элегантно сел на пенек. После чего, профессионально вскинув руки, пошевелил в воздухе всеми десятью пальцами, откинулся назад, задумчиво глянул в небо, плавно опустил ладони на клавиши, снова приподнял их, неожиданно сгорбился так, что едва не коснулся носом клавиш, склонил голову набок, и принялся одним пальцем настукивать "Собачий вальс".
- Это и я так умею, - через минуту заявил Рамус. - Давай что-нибудь другое, повеселее.
Пастушок замер, пожал плечами, проделал предыдущую пантомиму, за исключением того, что остался в выпрямленном состоянии, после чего над лесом поплыли величавые звуки "Лунной сонаты".
Стих ветер, неподвижно замерли прежде трепетавшие листья и травы, цветы склонили головки, умолкли птицы, застыла подпрыгнувшая козочка. Все живое окрест погрузилось в молчание, прислушиваясь к музыке, извлекаемой проворными пальчиками пастушка.
Владимир был очарован. Сэр Ланселот и Рамус переглянулись и тяжело вздохнули. Последний хотел что-то сказать, но не смог. Увидев слезы у него на глазах, Владимир был удивлен: он никак не ожидал такой реакции.
Рыцарь и маг-недоучка, оба с блестящими глазами, торопливо вернулись на дорогу и прибавили шагу, удаляясь от поляны. Владимир старался не отставать.
- Если я забуду, напомни мне, - произнес, наконец, сэр Ланселот, обращаясь к Рамусу. - Нельзя оставить зло безнаказанным. Этот бродячий музыкант - очевидный мошенник. Подсунуть какую-то там арфу взамен дудочки. От дудочки - один шаг до охотничьего рога или боевой трубы!.. Конечно, нужно прилежно учиться, чтобы достичь высшего уровня мастерства. Ну, так и оружию надобно учиться, и верховой езде... В общем, если мы его встретим, ему несдобровать!
- Увы, - поддакнул расстроенный Рамус, - и среди нашего цеха попадаются обманщики... Жаль парнишку, его бы в хорошие руки - тогда б из него мог выйти толк...
"Спелись", - неодобрительно подумал Владимир, слушая, как его спутники рассуждают о музыке и мошенничестве. Причем обсуждение велось столь бурно, что он засомневался, не пропустят ли они нужную дорогу.
Оказалось, что нет. Вскоре показался перекресток, точнее, перекрестки, поскольку дорога чем-то напомнила одуванчик - она вдруг распалась сразу на несколько совершенно одинаковых по ширине. Между ними имелись еще какие-то тропки, но они в расчет не шли. Продолжая спорить и поддакивать, его спутники, не сговариваясь, свернули на одну из тех, которая вела влево и продолжили путь по ней, не снижая темпа.
- Откуда вы знаете, что нам сюда? - попробовал внести ясность Владимир.
- Ты разве не слышал, что сказал пастух? - на мгновение оторвался от рассуждений Рамус. - Он же совершенно ясно сказал: куда махну, туда и идите. Чего тут непонятного?
Действительно, чего тут было непонятного? За исключением того, что от полянки их отделяли два или три поворота и, насколько мог судить Владимир, около полумили. Чтобы разглядеть отсюда полянку, требовалось умение видеть сквозь деревья или подниматься на высоту птичьего полета. Насколько он мог судить, его спутники не обладали ни тем, ни другим. Оставалось надеяться только на то, что они обладали даром видеть невидимый прочим знак, оставленный в воздухе взмахом руки.
Лес внезапно расступился, и путешественники оказались на равнине. Небо как-то сразу затянули серые облака, начинал накрапывать мелкий дождик, тянуло сыростью и плесенью. Все вокруг приобрело цвет облаков - и трава под ногами, и далекий лес, и белесая поначалу дымка, клубившаяся возле земли. Пенье птиц смолкло, зато дружно зарокотали невидимые лягушки.
Сэр Ланселот остановился, его лицо неожиданно посветлело так, что, будь полнолуние, могло бы поспорить блеском своего сияния с земным спутником. Рыцарь вздохнул полной грудью и раскинул руки, так что Рамус едва успел отскочить.
- Хорошо-то как, - восхищенно пробормотал сэр Ланселот. - Словно в родных краях...
Дорога словно бы сошла с ума. Она прямиком упиралась в одно болото, огибала его и выпрямлялась только затем, чтобы упереться в другое. Интересно было также и то, что болота эти имели правильную круглую форму, что наводило на мысль об их искусственном происхождении. А количество комаров и прочей мошкары - на то, кем же является хозяин замка, в который они следуют. Владимир никак не мог отогнать от себя вовсе не казавшееся таким уж нелепым предположение, что они сбились с пути и каким-то неведомым для себя образом забрели в Трансильванию.
Искомый замок показался из тумана, подобно зайцу, выскочившему из кустов. Не было, не было, а потом вдруг наши путешественники услышали топот собственных ног по дереву и обнаружили себя на подъемном мосту, требовавшем немедленного ремонта. Доски его основательно сгнили, виднелись дыры и проломы, так что легко и непринужденно можно было свалиться в ров. Ворота оказались в таком же состоянии, что и мост. Сэр Ланселот, поначалу оборвав ржавую цепочку звонка, стукнул в окошечко так, что оно вывалилось вовнутрь, рука его провалилась по плечо, и он крепко приложился носом. С той стороны двери раздалось старческое кряхтение и знакомый монолог: