Выбрать главу

   Но рыцарское "с рассветом", как и прежде, оказалось "ближе к обеду". Прихватив на этот раз с собой сухой паек, они отправились дальше, но уже вдвоем. Не привыкший к походным темпам передвижения, - в отличие от Владимира, бывшего заядлым туристом и рыболовом, - менестрель заявил, что ему необходим дополнительный отдых и пусть они не беспокоятся о нем, - он их вскоре нагонит. Впрочем, тон этого обещания говорил об обратном.

   Погода осталась прежней, разве что серое небо поднялось несколько выше, и не так донимал влажный ветер, почти не ощущавшийся. Пейзаж, после того как они покинули деревню, так же ничем не отличался от давешнего, - обычный лесной проселок. А вот само поселение вызвало у Владимира некоторый интерес: оно совершенно не походило на обычные деревеньки русской средней полосы. Дома, с соломенными крышами, по всей видимости деревянные, обмазанные глиной, были прямоугольными, без каких-либо террас, - у некоторых не было заметно даже окон, - разной величины и разбросаны совершенно хаотично по отношению друг к другу. Никаких тебе садов-огородов, никаких заборов. Пара колодцев, круглых, выложенных камнем, несколько брехливых собак, традиционные куры и гуси, свиньи. И - на удивление - Владимир не заметил обитателей, хотя, надо признаться, деревенька была крошечной и чтобы оставить ее позади понадобилось не более десяти-пятнадцати минут.

   А еще приблизительно через час они достигли хлипенького моста через небольшую речку, по причине прошедших дождей превратившуюся в мутный поток. Переправа особого доверия не вызывала - зияла дырами и дерево, из которого она была изготовлена, выглядело изрядно подточенным термитами, но другой не наблюдалось, и наши путешественники, собравшись с духом, почти ступили на первые бревна, как вдруг приметили возле деревьев шалашик с торчащими из него босыми ступнями, и небольшой, почти потухший костерок возле него.

   Совершенно справедливо рассудив, что это расположился на отдых рыцарь, поставленный охранять мост и не имеющий права пропускать через него других рыцарей прежде не испытав их в поединке, сэр Ланселот принялся оглядываться в поисках соответствующего размера камня, чтобы вразумить забывшего о своих обязанностях. Не обращая внимания на возражения Владимира о том, что это, может быть, вовсе никакой не рыцарь - ведь ни коня, ни доспехов, ни оружия вблизи шалаша не наблюдалось, - сэр Ланселот, обретя искомое, заявил, что тем хуже для его обитателя, поскольку он своим присутствием только вводит в заблуждение, метнул здоровенный булыжник так успешно, что снес с одного метания все сооружение, сложившееся как карточный домик.

   Из-под рухнувших ветвей выскочил совершенно ошалевший парень, в одних портках, непонимающе помотал головой, осмотрелся и, неожиданно, плюхнулся в реку, оказавшуюся ему чуть выше колена. Подняв тучу брызг, он принялся барахтаться и завывать на все лады: "Тону!"

   Сэр Ланселот и Владимир ждали.

   Обнаружив через некоторое время, что спасать его явно никто не собирается, детина выбрался на берег и как ни в чем не бывало поскакал на одной ноге к кострищу, попутно вытряхивая воду из уха. Когда сэр Ланселот и Владимир подошли, он уже накидал хвороста, придавил сверху парой поленьев и, приникнув к земле, изо всей силы дул на слабый огонек.

   Разговорились. Детина, как и предсказывал Владимир, оказался вовсе даже никаким не рыцарем, а сыном обыкновенного мельника. Но вот история, рассказанная им в ответ на высказанное недоумение по поводу его странного места обитания и поступка, оказалась весьма любопытной.

   После отца, ему с братьями (он был, естественно, младший), досталось почти стандартное наследство: мельница, осел, котенок и закрытый ящик, обитый некогда черной, но со временем значительно выцветшей, тканью. Старший брат получил мельницу, средний - осла, младший - котенка (тот был очень ценной породы, по словам Жана, - так звали детину, -

мой кум

и умел говорить по-человечески), а вот насчет ящика вышла загвоздка. В нем могло содержаться нечто, делящееся на троих поровну, а могло и нечто неделимое, но очень ценное. Не станет же отец столько времени хранить пустяковину? И вот, вместо того, чтобы попросту бросить жребий и предоставить судьбе самой решить, как распорядиться ящиком, братья не надумали ничего лучшего, чем обратиться к стряпчему. Тот явился весь из себя важный, в сопровождении королевских стражников, и в его присутствии ящик был вскрыт, не смотря на протестующие вопли котенка: "Предлагаю не открывать!!!", который нашел-таки щель и, по всей видимости, рассмотрел его содержимое. Внутри ящика оказались поношенные сапоги с тусклого металла пряжками, линялые шляпа с фазаньим пером и камзол, и то и другое некогда зеленого цвета, и ремень. Причем наряд этот, судя по размеру, принадлежал ребенку. И тогда братья вспомнили, что отец неоднократно рассказывал им, как в детстве он часто играл в охотника, и как он жалеет по тем давно канувшим в Лету временам. Стало понятно, что за реликвию мельник хранил в ящике, но было поздно. Поскольку дела на мельнице шли неважно, - требовался ее капитальный ремонт, денег на который не было (как, впрочем, и не только на ремонт), - а потому она и осел были конфискованы в пользу стряпчего в качестве оплаты за тяжкий судейский труд. Возможно, был бы конфискован и

мой кум

, но он вовремя успел удрать.

   Оставшись без средств к существованию, братья решили каждый искать свое счастье в одиночку. Старший и средний не захотели взять себе ничего из отцовского наряда, - эта вещь напоминала бы им об утраченном наследстве, - и подались куда глаза глядят, оставив детский костюм младшему.

   Шло время, и Жан окольными путями разузнал, что старший брат, не мудрствуя лукаво, пошел отыскивать клад, нашел и заделался ростовщиком. Средний, пошатавшись без толку по дорогам, стал атаманом разбойничьей шайки и время от времени наведывался к старшему. В общем, оба как-то нашли свое место в жизни. В отличие от младшего.

   Поскольку доставшийся ему

мой кум

оказался треплом, фантазером и прожектером. Вымахав так, что, встав на задние лапы, он мог спокойно возложить передние Жану на плечи, он распорядился одеждой отца в свою пользу и, немного потренировавшись, теперь расхаживал в ней, будто она принадлежала ему изначально. Диковинный кот поначалу вызывал удивление, и у них не было недостатка в желающих послушать его (надо признать) занятные байки, а заодно и накормить. Правда, будучи по сути бездельниками, они быстро надоедали и были вынуждены скитаться из деревни в деревню, пока худая слава об "этих обжорах" не стала обгонять их за добрый десяток миль.

   Результатом стало то, что кот изобрел некий план, долженствовавший в случае успешной реализации пристроить Жана к какому-нибудь королю в качестве супруга его, короля, дочери, ну и, соответственно, пристроиться самому. Изобретенный план находился в состоянии реализации, почему, собственно, Жан и находился сейчас в шалаше при речке, в каковую ему следовало погрузиться и произвести предписанные котом действия как только появится королевская карета. Кот исчез три дня назад, обещанная карета все еще не показывается, а он, Жан, исправным образом ныряет в реку каждый раз при возникновении тревоги, оказывающейся ложной.

   Повесть эта, как нетрудно догадаться, оказалась весьма длинной. В процессе повествования Жан разогрел и угостил наших путешественников ухой, а они поделились с ним хлебом. После чего, немного отдохнув и пожелав ему удачи, узнав, что неподалеку расположен какой-то город, они отправились в дальнейший путь.

   Отойдя с пару миль, они увидели слева от дороги большое стадо прекраснейших коров - солнечно-рыжих, упитанных, одна к одной. Некоторые лежали, некоторые стояли, некоторые лениво бродили под присмотром двух пастухов, один из которых, не смотря на погоду, растянулся на земле, а другой, опершись на длинное кнутовище, похожее на удочку, взирал на стоявшую перед ним корову, пережевывавшую торчащую у нее по обеим сторонам рта траву, и, в свою очередь, взиравшую на него.