Я обернул палец салфеткой. Бумага тут же пропиталась кровью, словно промокашка, и в долю секунды стала красной.
Произошедшее будто парализовало Каро. Она прижала руку ко рту и скрестила ноги. В школе все было так же: проявление жестокости ее возбуждало. Не знаю, часто ли такое бывает. Может, все женщины возбуждаются при виде крови. Может, публичные казни — всего лишь способ испытать оргазм. А что, интересная мысль.
— Не тянешь на Франциска Ассизского, да? — спросила Каро.
Она сняла шарф и перевязала мне палец.
Мы погуляли еще немного, потом зашли выпить кофе в кафе в оранжерее. Большое кафе смахивало на пещеру, по залу отдавался перезвон ножей и посуды. Палец разрывался от боли, но я молчал, боясь сойти за нытика.
— А что с твоими песнями? — поинтересовалась Каро. — Я думала, ты станешь рок-звездой.
— Не смог подобрать подходящих музыкантов, — признался я. — Все кандидаты либо ненавидели мои идеи, либо валялись в постели.
— Значит, теперь тебе двадцать три года, и ты считаешь, что жизнь пошла коту под хвост. Что ж, ты нашел единомышленников.
— Наверное, я взрослею, — сказал я. — Вот включаю телик, вижу какую-нибудь группу и понимаю, что это просто сборище позеров. Не на что смотреть. Все достойные люди умерли. Наверное, последним настоящим рокером был Курт Кобейн.
— Назови-ка пять рок-н-ролльных самоубийств всех времен и народов.
— Хороший вопрос, — кивнул я, не задумываясь. — Несчастные случаи не в счет?
— Не в счет.
— Ну тогда… Пятое место — Брайан Энштайн. Четвертое — Майкл Хатченс. Третье — Иен Кертис. Второе — Ник Дрейк. Ну и первое место — Курт Кобейн.
— О как! — Каро рассмеялась. — Вот тебе еще список.
Она подошла к прилавку, взяла ручку и обрывок бумаги. Села, нацарапала несколько строки передала листок мне. На нем значилось три имени.
1. ОТЕЦ
2. УОРРЕН
3. ИИСУС
— Это еще что? — удивился я.
— Мой личный список, — пояснила Каро. — Список людей, которых ты должен ради меня убить.
Я рассмеялся. Каро сохранила серьезность.
— Ты говоришь, что любишь меня, но едва я прошу о малейшем одолжении, как сразу складываешь лапки. Что это за любовь? Вот Хитклифф пошел бы на убийство ради Кэти?
Я молчал.
— Ты серьезно? — спросил я наконец. — Ты на полном серьезе предлагаешь мне кого-то убить? Убить твоего отца?
Она уверенно кивнула, не отводя прозрачно-голубых глаз от моего лица.
— Вот уж славный киллер! — усмехнулся я, разглядывая покусанную руку. — Даже белка меня победила.
Каро словно и не слышала:
— Я сама не могу, понимаешь, у меня есть мотивы для убийства всех троих. Это ясно как день.
— А мне ясно как день, — перебил я, — что ты не понимаешь, о чем говоришь.
Она уставилась на меня так, как уставились на меня девчонки, когда мне было тринадцать. Тогда я спросил их, что чувствуешь при менструации. В молчании мы проследовали мимо дворца и присели у фонтана. Сколько я себя помню, ни разу не видел, чтобы он работал.
— Почему ты просишь об этом меня? — нарушил я тишину. — Кажется, мы оба пришил к выводу, что я славный малый.
— Поэтому-то ты идеально подходишь на эту роль. Никогда не привлекался. Кто тебя заподозрит?
— Каро, моя жизнь и так не сахар. С какой стати мне садиться в тюрьму ради тебя или кого-либо еще?
— Значит, дело не в том, что они не заслуживают смерти, — презрительно бросила моя спутница. — Ты просто боишься сесть в тюрьму.
— Именно.
— Бесхребетное поведение, не находишь?
— Дело не в трусости, — возразил я. — Дело в здравом смысле. Какой бы оборот ни приняла моя жизнь, мне претит срать и мочиться в ведро под присмотром сокамерника.
— Марк, ты ведь меня хочешь?
— Сама знаешь.
— Я бы стала твоей, — сказала Каро, прижимаясь ко мне. — Я бы стала твоей на те восемнадцать месяцев, которые я тебе должна. Ты сможешь делать со мной что угодно. Так часто, как только захочешь.
Я пристально посмотрел на нее.
— Да ты и впрямь чокнутая.
— Нет. — Она слегка покраснела. — Многие легко назвали бы пяток людей, которым желают смерти. Единственная разница в том, что у них кишка тонка это признать, а у меня нет. Мир — скверное место, Марк. Хорошие люди голодают и мрут, а плохие процветают и богатеют. Думаешь, убийство пары мерзавцев тебе карму подпортит? Не скажи. По-моему, Господь и все его ангелы запоют от радости, если какой-нибудь подонок сдохнет. Ну? Не хочешь порадовать Господа?