Янеш писал, высунув кончик языка от старания. Каждое слово, длиннее четырех букв он проверял, пользуясь спеллингом. Получалось значительно медленней, но Янеш вскоре вошел во вкус и слова как бы сами выскакивали где-то левее и выше его головы. Оставалось только поднимать туда глаза, а затем переписывать на листок. Слова были хорошо знакомые, Янеш различал в них каждую буковку и мог запросто прочитать наоборот каждое из них. Алла Игоревна продолжала диктовать, все остальные — писать. И вдруг одно из слов, которое Янеш проверял вместе с прочими, высветилось с пробелами вместо отдельных букв. Янеш поднял руку.
— Что, Петровский?
— Повторите еще раз последнее слово.
Алла Игоревна с улыбкой посмотрела на него, думая, как видно, о чем-то своем.
— Это новое для вас слово, — сказала она, как бы извиняясь, и написала его на доске, — дописывайте и сдавайте.
Диктант был закончен. Ребята торопливо подписывали свои работы. Прозвенел звонок.
— Петровский, подойди ко мне, — попросила Алла Игоревна.
Янеш сложил свои вещи и подошел к столу. Учительница заканчивала проверять его листок. Ее рука на мгновение замерла над последней строчкой, а потом уверенно вывела жирную красную пятерку.
— Как это у тебя получилось? — спросила она.
— У меня теперь всегда будет получаться, — похвалился Янеш.
— И как ты это делаешь? — заинтересовалась Алла Игоревна.
— При помощи спеллинга, техники грамотного письма, — слегка удивленно ответил Янеш, — вы же тоже так пишете. Я пойду?
— Иди, Петровский, иди, — задумчиво проговорила она.
Надо будет разузнать, что это за спеллинг такой, думалось ей по дороге в учительскую.
— Девочки, кто знает, что такое спеллинг? — спросила она, закрывая за собой двери, — или техника грамотного письма?
Учительницы на мгновение оторвались от своих дел или разговоров и вопросительно посмотрели на Аллу Игоревну.
— А откуда ты это взяла? — спросила наконец Светлана Дмитриевна, преподаватель русского языка и литературы. Остальные с облегчением вернулись к своим делам и разговорам.
— От Петровского из пятого «Б». Он, кстати, сегодня диктант на «5» написал, — и видя недоумение «литераторши», «англичанка» добавила, — а предыдущий — на два. Он, вообще-то, у меня неплохо идет. По устным вопросам почти на отлично, но по письменным — одни двойки из-за грамматики.
— Не знаю, не знаю, — покачала головой Светлана Дмитриевна, — может спросить у этого Петровского?
— Не солидно как-то, — ответила Алла, — да и потом… И она рассказала вчерашнюю историю.
Уроки шли своим чередом. Аня Синицына продолжала дуться на Янеша. Девочки, что были приглашены к ней, шушукались, поглядывая на него. Но Янеш не обращал на них ни малейшего внимания. Он был занят делом.
Утром, уходя в школу, он прихватил толстую тетрадь для записей. Янеш решил записывать туда все свои наблюдения. Вот он сейчас и занимался тем, что наблюдал.
Виктория Петровна, раздав каждому по листу, продолжала объяснять:
— Вы видите, что здесь у вас на листе нарисовано десять шаблонов. Это листья. Представьте, что это осенние листья, представьте, как они могут выглядеть. Вспомните, как вы гуляли по осенним аллеям и разноцветные листья: золотые, багряные, красные, однотонные или пятнистые осыпались на землю. Смотрите туда, в ту осеннюю картину и выбирайте самые интересные, самые красивые листочки.
А потом берите краски и изобразите все это на бумаге. Давайте попробуем взять только две краски — желтую и красную. Будем смешивать их в разных пропорциях и увидим разные оттенки. Рисуйте.
Янеш сидел на задней парте и ему хорошо был виден почти весь класс. Он обратил внимание, что несколько ребят, не раздумывая, сразу взялись за работу.
— Визуалы, наверное, — решил про себя Янеш, и на всякий случай запомнил их, чтобы потом проверить.
Еще часть сидела, размышляя и задавая Виктории Петровне вопросы. Вопросы были дурацкими, и было явно, что не важно, как на них ответят. Зато включаться в работу было легче, разговаривая.
— Слухачи-аудиалы, — подумал Янеш и тоже взял их на заметку.
Все уже начали работу, и Янеш успел сделать почти половину, когда Виктория Петровна спросила:
— Вадик, а ты почему еще не начал?
Вадик засопел, покраснел, потом медленно поднял голову на стоящую рядом художницу.
— Я, Виктория Петровна, ничего не вижу.
— Ну, представь осень, парк, деревья.
— Я представляю, — уныло ответил Вадик, чуть помедлив и опустив глаза, — вот парк, пахнет осенью. Вот дерево, кора гладкая, почти без трещин, я иду, под ногами много листьев, я их пинаю. А разглядеть, какие они — не могу.
— Что же мне с тобой делать, Вадик? — спросила Виктория Петровна.
— А можно, он ко мне пересядет, — спросил Янеш с места, — я попробую ему показать, как.
— Попробуй, — согласилась художница и добавила, — Вадик, пересядь к Петровскому.
Вадик медленно собрал все свои принадлежности. Он вообще делал все очень медленно, основательно. Наконец, он перебрался к Янешу.
— Смотри, Вадимыч, — сказал ему Янеш и понял, что говорит не то. Он попробовал еще раз. Похлопал его по руке и сказал:
— Представь, что ты держишь в руке кленовый лист. Какой он на ощупь?
Вадим посмотрел на свою правую руку:
— У него стебель гладкий и твердый.
— Правильно, — одобрил его Янеш, — а теперь подними его вверх, выше, еще выше, выше головы и…какого он цвета?
— Кажется, желтый, теплый такой, а по краям еще теплее и краснее.
— Вот и срисовывай, — посоветовал Янеш.
Вадик взялся за кисть. Виктория Петровна прохаживалась меж рядов, посматривая на работы ребят., останавливаясь то тут, то там.
Вадик успел почувствовать-увидеть еще три листа, прежде, чем она подошла к ним. Она долго стояла рядом, потом сказала:
— Когда закончишь, подари мне этот рисунок. Я его возьму для выставки, — и пошла дальше.
— Молодец, Вадимыч, — сказал Янеш и хлопнул его по плечу, — классно рисуешь.
— Я вообще-то рисовать не умею, — застеснялся Вадик, — и не люблю. Я лепить люблю, из пластилина или глины.
— Ну ты даешь, — восхитился Янеш.
Вадика в классе не то, чтобы не любили, но… Он был ужасно медлительный, немного неуклюжий, и беседуя с кем-то, брал за пуговицу пиджака и крутил ее. Ребята над ним смеялись, он обижался, сопел, краснел. Янешу его было жалко, но и иметь дело с ним не очень хотелось. А тут оказывается, что Вадик-Вадимыч хорошо рисует.
— У него есть шансы, — подумал Янеш, не совсем, впрочем, понимая, на что именно эти шансы есть. Но это было не важно. Важно было то, что Вадик ясно мыслил не словами и не картинками.
— Ого! — подумал Янеш, — не забыть спросить у мамы. И тут же вспомнилось: «Частица „не“ не усваивается». И Янеш поправил сам себя — вспомнить спросить у мамы про этого Вадика.
В гардеробной, возле вешалки шушукались девчонки во главе с Аней Синицыной. Проходя мимо, Янеш услышал противное слово: «бойкот» и свою фамилию. Вообще-то Янеш не то чтобы сторонился девчонок, нет. Просто интересы их лежали пока что в разных направлениях. Так что он с ними почти не общался. Но и бойкот ему совершенно был не нужен. Янеш предпочитал со всеми жить мирно. Поэтому он решил действовать первым. Забирая свою куртку, он сказал:
— Синицына, ты уже перестала злиться или перестанешь через пять минут?
Озадаченная таким вопросом, Синицына на мгновение замерла, а Янеш продолжал:
— Ты ведь вообще-то не злая, нет?
— Нет, — послушно ответила еще не пришедшая в себя Аня.
— Ну вот и хорошо, — заключил Янеш, — а то со злыми мне даже разговаривать противно.
— Со мной и разговаривать противно? — тут же заершилась Синицына.
— С тобой? — удивился Янеш, — нет, с тобой не противно, ты же не злая, — успокоил он ее. И добавил, — до завтра.
— До завтра, — машинально ответила Аня и тут же была окружена девочками.