— Ага, — подхватил рассказ Толстый, — сижу, только укутался, везде подоткнул, чтобы не дуло, чувствую, засыпаю. А тут такой вопль, что у меня волосы на голове зашевелились. Встал, кручу головой, а Эдик лежит на песке и не шевелится. Я к нему подошел…
— Пока ты подошел, я уже пришел в себя, — перебил Длинный Эдик, — гляжу, а удилище за корягу зацепилось и леска, как линия, в воду уходит. Поднялся, смотрю, леска провисает. Я давай ее сматывать, а потом, как дерну! А сом уже близко был, хвостом целый фонтан взбил.
— Но, как не упирался, а мы его выволокли на бережок, — опять встрял Толстый. Он уже подчистил все, что было на тарелке, пока Эдик рассказывал.
— Огромный такой был, темно-зеленый, как мхом поросший, — продолжал Длинный Эдик. Он, наконец, наколол кусочек рыбы на вилку, но до рта не донес, а стал рассматривать, будто надеялся увидеть этот самый мох. Но мха не оказалось, и Длинный вернул кусок на тарелку.
— Интересно, — думал Янеш, — люди хоть иногда думают, как они смотрятся со стороны? Вряд ли… Зато за другими замечают.
И сообразив вдруг, что это относится и к нему, быстренько проверил, все ли у него в порядке.
— И вкусный, жирный такой, а мясо мягкое, сладкое, — и Толстый почмокал губами, опустив глаза вниз вправо, чтобы еще раз почувствовать вкус.
Ужин незаметно закончился. Официант убрал со стола. И был подан десерт и кофе. Началась деловая часть беседы.
Папа достал бумаги и подал некоторые из них Толстому со словами:
— Давай еще раз быстро просмотрим, хотя по-моему, и так все ясно.
Толстый лениво полистал, потом положил бумаги на стол.
— Я не чувствую необходимости торопиться с этим договором. По-моему, тут кое-что не вяжется.
— Давайте рассмотрим по пунктам, что именно, — продолжал папа, отодвигаясь от него к спинке стула.
Янеш с удивлением слушал их, делая впрочем вид, что всецело занят мороженным. Оказывается, папа говорит с Толстым, как с визуалом! То есть, по своей системе. А ведь Толстый — кинестетик. И они так не договорятся! Они веь даже не понимают друг друга. Вот почему глядачи, слухачи и прочие постоянно воюют. И как это просто — слушай, смотри и говори со своим партнером на его языке.
Янеш так погрузился в свои мысли, что не сразу понял, что мама уже в третий раз толкает его под столом.
— Извините, — сказал Янеш, — папа, можно тебя на минуточку?
Недовольный тем, что их прерывают, папа встал:
— Пойдем.
Они шли к туалету. И Янеш решился:
— Пап, — сказал он, — этот Толстый, он ничего не видит, он чувствует. Поэтому он тебя не понимает. С ним нужно говорить медленней и еще касаться его. Расскажи ему, что он ощутит.
Папа аж остановился от неожиданности.
— Откуда ты знаешь?
Янеш пожал плечами. Он был слишком взволнован, чтобы объяснять.
— Яйца курицу учат, — проворчал папа.
— Ты, пап, не курица, — сказал Янеш из-за дверцы, — ты, наверное, петух.
Но папу и этот вариант не устроил. Положение было серьезным. Ему позарез был нужен этот договор, подписание которого откладывалось. Раз за разом. И папа пустил в ход «тяжелую артиллерию» — ужин с семьей. И опять все срывается.
Возвращаясь к столику, папа был заметно огорчен.
— С облегчением, — сказал Янешу Толстый.
— Спасибо, — смутился тот и вновь принялся за мороженное.
И папа решился.
— Знаете, — сказал он, обращаясь к Толстому и слегка касаясь его руки, — я чувствую, что мы можем легко разрешить все разногласия.
Толстый удивленно посмотрел на него и взял бумаги со стола.
Папа улыбнулся и придвинулся к нему ближе. Обговорив две-три непонятные для Янеша вещи и почти ничего не изменив, они поставили свои подписи. Папа вздохнул с облегчением и искренне сказал:
— Ну вот, как гора с плеч.
— С облегчением, — как бы про себя произнес Янеш.
И все засмеялись. Атмосфера явно потеплела.
Прощаясь, мама сказала Толстому:
— Приятно провести вечер в такой теплой компании.
Толстый польщено улыбнулся:
— У вас чудесный мальчуган. И толковый муж. Терпеть не могу, когда на меня давят, но он, кажется, к каждому может подобрать ключик.
Мама улыбнулась. Она была довольна и вечером, и переговорами. Ее интересовал только один вопрос — как Олег догадался, что нужно говорить другими словами?
И пока Янеш умывался перед сном, она спросила:
— Дорогой, проясни для меня одну вещь. Как ты догадался, что нужно использовать другую систему в разговоре?
Папе ужасно не хотелось признаваться, что ему подсказали, и он ответил:
— Не знаю, как-то автоматически получилось.
Мама покачала головой, но ничего не сказала. Взрослые папы, они как мальчишки, только в костюмах. И делают вид, что они строгие, важные и все знают. И им ужасно не хочется признавать свои незнания или другие упущения. Не верите? Понаблюдайте за своим папой. Конечно, со временем и папы взрослеют и мудреют, но тогда они уже становятся дедушками. И в это не верите? Тогда сравните своего папу и дедушку.
Янеш уже лежал в постели, когда мама зашла поцеловать его на ночь.
— Ма, а правда у папы здорово вышло? — спросил он.
— Ты подсказал, — догадалась мама.
— Ну, немножко. Ма, а почему люди, когда разговаривают, то не обращают внимание, каким языком пользуются их собеседники?
Мама задумалась.
— Ну, во-первых, ты тоже так поступал, пока не узнал, как нужно. Вот и люди не знают.
— А папа? Папа знал?
— Вообще-то знал, но забыл. Это бывает и у тех, кто знает. Человек настолько занят тем, что сам говорит, и тем, что потом скажет, что почти не слушает другого.
— Я думал, так только у детей, — разочарованно сказал Янеш.
— Увы! Взрослые в этом тоже дети. Люди предпочитают слышать то, что им слышится, а не то, что им говорят. Поэтому и ловятся на крючок.
— А как же быть?
— Просто будь. Ты — знаешь, я — знаю. Смотри, слушай, ощущай. И поступай в соответствии с твоими знаниями. Только помни — большие знания — большая власть. А большая власть — это всегда большой спрос. Ну, ты у меня умненький, разберешься, — и мама поцеловала Янеша; — спи спокойно, роднулька моя, спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — ответил Янеш. И уснул.
Глава XIII
Проснулся он от того, что Мусьма, потягиваясь, запустила свои когти в его колени весьма ощутимо. Почувствовав, что Янеш вздрогнул, кошка тут же убрала когти и потерлась пушистой мордочкой о его подбородок, как бы извиняясь. Она спрыгнула на пол и шуршала сзади, выбираясь наружу.
Янеш решил немного прибраться. Весь пол кабинки был усеян крошками и кусочками от вчерашнего ужина. Янеш осторожно стал сметать все к шлюзу, а Мусьма — убирала мусор дальше. Янеш еще раз махнул веточкой, и что-то загремело. И тут у него душа ушла в пятки — этим «чем-то» был Хрустальный Язык. Янеш удивился, откуда он здесь, но поразмыслив, вспомнил, что там в колодце, перед тем, как спасать котов, он поймал манипулятором что-то сверкающее. Тогда было не до того, а вот теперь… Янеш осторожно протер Язык платком, очищая его от пыли и налипших крошек. Да, искуснейший мастер сотворил все эти вещи! Полюбовавшись еще не много, Янеш завернул Хрусталь в тот же платок. Потом, подумав, достал Глаз и Ухо и все три предмета разместил у себя на поясе. Пора было ехать. Коты уже позавтракали и закончили умываться. Мусьма влезла в кокон к Янешу, Торстур пристроился сзади, на манипуляторе, и кокон тронулся.
Они ехали через цветущий сад. Яблони сменялись сливами, сливы — вишнями, вишни — еще какими-то деревьями, а сад все не кончался. Янеш любовался его цветами и жалел лишь об одном — в коконе, увы! не чувствовался запах. Да, Янеш сетовал на это свойство кокона и не знал, что именно это когда-то спасет жизнь ему и его друзьям.