И тут его осенило!
— Мусьмочка, пожалуйста, — сказал Янеш, — выйди и закрепи трос лебедки вон за тот камень.
Кошке не хотелось идти под дождь, но и она понимала необходимость этого шага.
Ловко накинув трос на огромный валун, она закрепила крюк и нырнула обратно. И вовремя. С неба опять полило. Янеш поспешно убрал парус, прикрыв им мешок с Толстуром.
По дороге побежал ручеек, затем еще один и еще. И вот уже целый поток с ревом ста разъяренных быков несся по желобу, что раньше был дорогой.
Кокон оторвало от земли, и Янеш, пристегнувшись, взял Мусьму к себе. Их болтало в потоке, и камешки большие и поменьше бились в бока. Янеш крепко прижимал к себе кошку. Они оба беспокоились о Толстуре. Каково ему там, за бортом?
Как и в прошлый раз, ливень прекратился сразу, вдруг. Выждав еще какое-то время, пока схлынет вода, Янеш выпустил Мусьму наружу.
Первым делом она проверила Толстура. Рыжий продолжал спать. В мешке было по-прежнему тепло и сухо.
Лебедка отцеплена, парус поставлен, и кокон вновь понесся вверх по дороге. Янеш управлял парусом, стараясь все время ловить ветер так, как объяснял мастер корабелов. Навыков у него пока было маловато и приходилось помогать рулем. И даже не смотря на это, пару раз они чуть не врезались в придорожные валуны.
Мусьма сидела рядом. Шкурка ее намокла, и лапы были в грязи. Это ей совсем не нравилось, но выбора не было.
Еще трижды пришлось им пережидать ливень, пока впереди не показались стены Храма. Янеш вздохнул с облегчением. Но он рано радовался. На землю вновь упали первые капли. Ворота были заперты, и вряд ли кто рискнет выйти под ливень, чтобы впустить неизвестных.
Нужно было опять укрепляться и ждать. Янеш покрутил головой. Рядом не было ни одного валуна, который мог бы послужить им якорем. Стены Храма столь высоки, что и думать нечего лезть на них. А дождь готов был превратиться в ливень. И тут у Янеша мелькнула идея.
— Мусьма, ты сможешь пролезть под воротами? — спросил он.
Мусьмочка устало кивнула. Она уже еле шевелила лапами. Но все-таки вновь вышла из кокона, пролезла под воротами и затащила туда трос лебедки. Янеш убрал парус. И небеса разверзлись. Этот ливень был гораздо сильней, а может быть, Янешу так казалось. Он сидел пристегнувшись и смотрел, как ручейки превращаются в бурный поток. На душе было смутно. Успела ли Мусьма закрепить трос? Нашла ли за что? Он усмехнулся. Сейчас это будет ясно. Если кокон удержится — значит успела. Как она там сама? Нашла ли, где спрятаться? Ему было неловко, что маленькой кошке приходиться столько работать, но помочь он ей ничем не мог. Да что там! Он даже вылезти не мог из этого кокона.
Кстати, о коконе. Поток уже полностью поглотил его, но пока трос еще держит. У Янеша отлегло от сердца. Значит, Мусьма успела. И вновь тревога за пушистых навалилась на него.
Янешу было очень одиноко и страшно. Страшно слышать, как песок и камни скребутся, ударяются в хрупкие стены кокона. Страшно даже думать о том, как там, в легком мешке, за бортом, совершенно беспомощный кот. И успела ли спрятаться Мусьма…
В какой-то момент Янешу показалось, что в коконе стало светлее. Оказывается, ливень уже закончился, солнце светило вовсю, и поток быстро мелел. Янеш с облегчением вздохнул. Кокон, исцарапанный и грязный, уже стоял на колесах.
Янеш подъехал ближе и принялся манипулятором стучать в ворота. Грохот стоял такой, что казалось, мог разбудить даже Торстура.
Наконец, ворота приоткрылись, и Янеш въехал во двор. Снова тучи затянули все небо и вот-вот поглотят солнце. Янеш отметил, что промежутки между ливнями стали заметно короче.
Трос лебедки был обмотан вокруг огромного дерева, что росло посреди двора. Какая-то девушка в простом белом платье отцепила крюк, и Янеш быстро смотал лебедку. Девушка сделала ему знак следовать за ней и быстро побежала к входной арке высокого белого строения. Янеш покатил за ней. Вода вновь хлынула с неба потоком. Обернувшись, Янеш улыбнулся. Он чувствовал себя как в пещере сплюха. И дождь, стоявший стеной, напоминал водопад.
Девушка ввела его в просторную комнату, где горело множество свечей. Старая женщина, в таком же белом платье, держала запеленатую, как младенца, Мусьму.
— Приблизься ко мне, — сказала она голосом, исполненным силы.
Янеш подъехал к ней ближе. Девушка взяла со стола свечу и поставила ее в проходе, замыкая круг, в который въехал Янеш.
— Закрой глаза, — вновь сказала Старая женщина, — и выходи. Представь, что ты просто встал со стула и идешь.
Янеш так и сделал. И вышел из кокона. Вышел прямо через стену.
Янеш с недоверием потрогал бок своей машины. Старая женщина улыбнулась:
— Я, чувствую, что ты удивлен. Ты действительно выбрался из своего кокона. Но только в пределах светлого круга.
Эти слова напомнили Янешу о Толстуре, и он быстро развязал мешок. Там все еще было сухо.
Янеш достал спящего кота и вместе с ним подошел к женщине. Вид у нее был строгий и вместе с тем доброжелательный.
— Я не знаю, как вас зовут, — сказал Янеш, слегка поклонившись, — меня называют Янеш, здесь я кверхногий волшебник. В Цветочном городе мне сказали, что в Храме могут помочь моему другу. Он случайно заснул в Долине роз перед самым дождем.
Женщина улыбнулась:
— Зови меня Стажена. Я — старшая жрица Богини Жизни, то есть Берегиня. Давай посмотрим, что с твоим пушистым.
С этими словами она отдала сладко зевнувшую Мусьму подошедшей девушке и взялась за Торстура.
Ощупав его от носа до последнего когтя, Стажена велела девушкам принести медный чан, молоко и кучу остро пахнувших мешочков с травами. Чан был установлен на треногу над жаровней, молоко грелось, а девушки ритмично постукивали пестиками, растирая в пыль нужные травы.
Янешу досталось крошить огромным стеклянным ножом какие-то корешки, подозрительного синего цвета. Работа была несложной, но весьма нудной. И чтобы как-то отвлечься, Янеш стал напевать в такт ударам:
Песенка складывалась сама собой и вдохновленный этим, Янеш не замечал, что поет все громче и громче. О художественной ценности этой песни можно было бы поспорить, но размер и рифма сохранялись. Впрочем, Янеш об этом не думал. Он просто пел, постукивая в такт ногой:
Девушки, разминающие снадобья, захихикали, и Янеш смутился. Стажена с удивлением посмотрела на него:
— У вас принято заклинать еще до начала действия?
— Это не заклятья, — сказал Янеш, — это я так, песню пою.
— Что такое песня? — опять спросила Стажена.
— Это такой рассказ, где все складно. И не говориться, а поется, — пояснил Янеш.
Стажена покачала головой.
— Есть разные песни, — продолжил Янеш, — одна заставляет грустить, от другой люди веселятся, от третьей — маршируют и идут на войну. В общем, разные песни.
— Спой что-нибудь, — предложила Стажена.
И Янешу ничего лучшего не пришло в голову, как запеть колыбельную:
Он пел старательно, с чувством и вдруг, на четвертом куплете, услышал, что кроме песни нет никаких звуков. Девушки дремали, опустив пестики, Стажена сидела, не шевелясь и даже огонь под медным чаном замер.