— Встаньте, — говорит врач и считает до десяти.
Пациент встает. Врач молча и внимательно смотрит на него и внезапно наносит ему удар в живот, после чего пациент скрючивается от боли и не может вымолвить ни слова. Врач отходит к окну и углубляется в чтение утренней газеты. Потом он поворачивается и начинает бормотать что-то, обращенное не к пациенту, а скорее к самому себе.
— Гм, — говорит он, — здесь мы имеем легкую анестезию барабанной перепонки.
— Неужели, доктор? — спрашивает пациент, полумертвый от страха. — Что же мне делать?
— Вам нужен покой, — говорит врач, — полный покой. Вы должны лечь, соблюдать строгий постельный режим и избегать волнений.
В действительности врач, конечно, не имеет ни малейшего представления о том, чем болен этот человек. Зато он твердо знает, что если больной ляжет в постель и будет лежать спокойно, абсолютно спокойно, то либо он спокойно выздоровеет, либо умрет спокойной смертью. А если в этот промежуток времени врач будет каждое утро приходить к нему, трясти его и колотить, то пациент сделается покорным и, может быть, врач наконец заставит его признаться, чем именно он болен.
— А как насчет диеты, доктор? — спрашивает пациент, уже совершенно перетрусив.
Ответы на этот вопрос бывают весьма разнообразны. Они зависят от того, как чувствует себя сам доктор и давно ли он встал из-за стола. Если время уже близится к полудню и доктор зверски голоден, он говорит:
— О, ешьте побольше, не бойтесь. Ешьте мясо, овощи, крахмал, клей, цемент, что хотите.
Но если доктор только что позавтракал и еле дышит после пирога с черникой, он твердо заявляет:
— Я не советую вам есть. Ни в коем случае. Ни крошки! Голод вам не повредит. Напротив, небольшое самоограничение в еде — лучшее лекарство в мире.
— А как насчет питья?
И на этот вопрос существуют разные ответы. Доктор может сказать так:
— О, вы вполне можете выпить иной раз стаканчик пива, или, если вам больше нравится, джина с содовой, или виски с минеральной водой. А перед сном я на вашем месте, пожалуй, выпил бы подогретого шотландского виски, предварительно положив туда два кусочка сахара, лимонную корочку и немного растертого мускатного ореха.
Все это доктор говорит с неподдельным чувством, и глаза его блестят бескорыстной любовью к медицине. Но если доктор провел предыдущий вечер на небольшой вечеринке в обществе коллег, он, напротив, склонен категорически запретить пациенту алкоголь в любом его виде и отпускает беднягу с ледяной суровостью.
Разумеется, само по себе такого рода лечение может показаться пациенту чересчур примитивным и, пожалуй, не способно внушить ему должное доверие. Зато в наши дни этот недостаток возмещается работой клинической лаборатории. На что бы ни жаловался пациент, врач заявляет, что необходимо отрезать от него все, что только возможно, и отослать все эти частицы, куски и кусочки в какое-то таинственное место — на исследование. Он отрезает у пациента прядь волос и пишет на бумажке: «Волосы мистера Смита, октябрь 1910 г.». Затем он отрезает нижнюю часть его уха и, завернув ее в бумагу, наклеивает ярлык: «Часть уха мистера Смита, октябрь 1910 г.». Затем с ножницами в руках он осматривает пациента с головы до пят, и если ему понравится еще какая-нибудь частичка его тела, он отрезает ее и заворачивает в бумажку. И вот это-то, как ни странно, преисполняет пациента тем чувством собственной значительности, за которое и стоит платить деньги.
— Да, — говорит вечером того же дня забинтованный с ног до головы пациент нескольким встревоженным друзьям, собравшимся у его постели, — да, доктор полагает, что тут может оказаться легкая анестезия прогноза, но он отослал мое ухо в Нью-Йорк, мой аппендикс — в Балтимору, прядь моих волос — издателям всех существующих медицинских журналов, а пока что мне предписаны полный покой и подогретое виски с лимоном и мускатным орехом через каждые полчаса.
Проговорив это, он в изнеможении откидывается на подушку и чувствует себя совершенно счастливым.
И вот, не странно ли?
И вы, и я, и все мы отлично знаем все это, — однако же стоит кому-нибудь из нас заболеть, как мы мчимся к врачу со всей быстротой, на какую способен наемный экипаж. Что до меня, то я лично предпочитаю санитарную карету с колокольчиком. В ней как-то спокойнее.