Фантазии могут быть формой игры, помогающей познавать мир. Представитель «литературоведческого дарвинизма» Брайан Бойд пишет, что «произведение искусства— это игровая площадка для разума»[40]. Бойд полагает, что свободное искусство во всех его формах значит для нашего сознания то же, что шуточная детская борьба для развивающихся мышц.
В историях заключен почти бесплатный источник информации и полезного опыта[41]. С их помощью мы узнаем о человеческой культуре и психологии, не рискуя поплатиться чем-либо в процессе самостоятельного освоения этих областей.
Наконец, фантазии играют роль социального клея, сплачивая людей вокруг общих мечтаний и ценностей[42]. Писатель Джон Гарднер считал: «Настоящее искусство создает мифы, благодаря которым общество выживает, а не погибает»[43]. Посмотрите на фотографию сидящих в кругу бушменов – видите, как они близки друг к другу?
Каждая из этих теорий[44] выглядит вполне убедительной, и мы еще вернемся к их обсуждению. Но до этого я хотел бы предложить вам рассмотреть другой вариант: воображение может ни для чего не предназначаться (хотя бы с точки зрения биологии).
Первый контакт с крелами произошел во время футбольного матча: их тарелка опустилась на поле прямо в центре поля. Из возникшего в корпусе корабля отверстия, словно язык, выдвинулся трап. Охваченные ужасом фанаты увидели, как по нему, пошатываясь, спускается инопланетянин по имени Флэш; у него был ежик коротких светлых волос и мясистые, похожие на рожки ушки. На пришельце был красный комбинезон с изображением молнии на груди. Спустившись на землю, он объявил: «Кокаин. Нам нужен кокаин»[45].
В рассказе Джона Кэссела «Захватчики» (Invaders) крелы пересекают Вселенную, чтобы найти кокаин. Люди приходят в замешательство, поэтому Флэш объясняет, насколько их чувство прекрасного отличается от земного: их очаровывают сами молекулы кокаина. Это вещество для нации крелов подобно величайшей химической симфонии, они не употребляют его, а восхищаются им, словно произведением искусства.
В конце истории Флэш признается, что солгал о том, что кокаин значит для крелов; оказывается, они используют его, «чтобы поймать кайф»[46].
Вот в чем смысл. Фантазия – это наркотик. Люди могут изобретать какие угодно эстетические (или эволюционные) оправдания того, почему они воображают те или иные вещи, но для нашего сознания это просто способ спастись от скучной и жестокой реальности. Почему мы идем на постановку пьесы Шекспира, смотрим фильм или читаем книгу? С точки зрения Кэссела, в конечном итоге мы делаем это не для того, чтобы расширить свой кругозор или исследовать человеческую природу (или по какой-либо еще благородной причине). Мы хотим поймать кайф.
С Кэсселом согласятся многие эволюционисты. Для чего нужна фантазия? Ни для чего. Мозг создан не для нее; скорее, в нем просто есть изъяны, делающие его чувствительным к выдумкам. При всем своем разнообразии и великолепии фантазии возникают в хитросплетениях нашего сознания скорее по счастливой случайности; они могут учить, волновать и радовать нас, могут быть одними из тех немногих вещей, ради которых стоит быть человеком, – однако это не значит, что у их возникновения когда-либо были биологические предпосылки.
По мнению Кэссела, воображение не имеет ничего общего с противопоставленным большим пальцем – вещью, которая помогла нашим предкам выжить и размножиться, – и скорее сравнимо с линиями на ладони. То, что предсказывает вам хиромант, не имеет никакого смысла, потому что по этим знакам нельзя прочесть будущее; они появляются, потому что человек сгибает ладонь[47].
Попробую привести наглядный пример. Недавно я посмотрел трогательный и немного дурацкий фильм Джадда Апатоу «Приколисты» – броманс[48] о неизлечимо больном комике в исполнении Адама Сэндлера. Я и смеялся, и плакал; ну, вы сами всё понимаете.
Почему фильм мне понравился? Если воображение – побочный эффект эволюции, ответ прост: потому что мне нравятся забавные вещи, а кино было забавным. Я много смеялся, а от смеха становится хорошо. Еще, как и всякий человек, я любопытен и жаден до сплетен, а такой фильм дает возможность подглядеть за чьей-нибудь полной крайностей жизнью. Наконец, он позволил моему мозгу наполниться опьяняющими химическими соединениями, ассоциирующимися со страстным сексом, драками и черным юмором, при этом не подвергая меня связанному с этими занятиями физическому риску.
44
Теория о том, что искусство помогает нам поддерживать свое сознание в упорядоченном состоянии, или сохранять ментальный гомеостаз, изложена в кн.: Wilson 1998. P. 210–237; Carroll 2008. P. 119–128; Damasio 2010. P. 294–297.
47
Эту точку зрения часто приписывают Пинкеру (Pinker 1997, 2002), однако на самом деле он считает, что у художественной литературы, в отличие от других форм искусства, может быть эволюционное предназначение. Пол Блум (Bloom 2010) полагает, что искусство может считаться исключительно побочным эффектом эволюции.
48
Броманс (