========== — Если ты меня забудешь… я напомню о себе! ==========
ОПИСАНИЕ: Почему же я не могу забыть тебя, Мирослава? Зачем ты так плотно засела в моём сердце, которое сейчас скулит, как пёс, брошенный хозяином? Хотя… знаешь, я и есть тот самый брошенный пёс. Белый Бим, что ждёт своего хозяина. Но мы же знаем финал этой истории, да?
***
Ставлю последнюю подпись на листе документа, что протянул мне Прохор, и откладываю ручку. Устало откинувшись на спинку дивана, прикрываю глаза, легонько надавливая на глазницы пальцами, чтобы хоть как-то прогнать резь в глазах, а потом смотрю на концертного директора.
— Ещё нужно что-то подписать?
— Нет, Егор, можешь ехать домой. Я завтра отдам документы Курьянову, и, надеюсь, что всё решится в твою пользу.
Киваю, не особо обратив внимание на слова Прохора, и поднимаюсь с дивана. Пока спускаюсь на первый этаж, надеваю ветровку, а потом, скорее по привычке, проверяю входящие на сотовом. Ничего. Никаких сообщений или пропущенных звонков. В груди разливается разочарование, смешавшееся с болью, что поселилась в моей душе несколько месяцев назад. А если быть точным, то пять месяцев назад. Именно столько времени прошло с момента, как Апрельская исчезла из моей жизни.
Внизу почти никого нет, лишь Светлана и охранник Жора, с которыми я прощаюсь, молча кивнув, и выхожу из лейбла. Подходя к двери, в отражении её стеклянной поверхности, замечаю как рыжая и охранник склоняются друг к другу, начиная о чем-то шептаться. Не составляет труда понять, что обсуждают они меня. С недавних пор все полосы модных журналов забиты лишь одной темой, а на таких телеканалах как МУЗ.ТВ и РУ.ТВ обсуждают мою персону так, словно я — закоренелый преступник.
А чем ты лучше, Булаткин?
Эта мысль мелькает в голове, а я с усмешкой на губах понимаю, что озвучивается она голосом Мирославы. Какая ирония. Помнится, в тот самый день она спросила то же самое, этот же вопрос, но ответ на него так и не получила. И не потому, что я не ответил, нет. Лишь потому, что сама не желала слышать на него ответ. Девочка с волосами, что вновь обрели сиреневый оттенок, больше не хотела искать во мне положительные качества, приняв мой облик морального урода.
— Егор! Постой… — с противоположной стороны парковки ко мне идёт Мельников. Он останавливается в двух шагах от меня, засовывая свой мобильный в карман, и спрашивает: — Как там судебный процесс?
— Не знаю, — жму плечами, касаясь пальцами брелока с ключами, лежащего в кармане. — Сегодня снова пришлось подписывать какие-то бумаги у Тимати, потом Прохор притащил что-то…
— Не парься так, — желая поддержать меня, Матвей кладёт руку мне на плечо. — Всё хорошо будет.
— А разве по мне видно, что я парюсь? — хмыкаю я, глядя в глаза Матвея. — Мне плевать на этого придурка, и на его заявление. Потребовалось бы, поступил так повторно…
Замолкаю, вспоминая тот день.
~~~
Паркую машину около кафе, адрес которого мне скинул Никита, и вглядываюсь через прозрачное стекло в заведение. Посетителей не так уж и много, человек десять всего, поэтому без труда нахожу Апрельскую. Отмечаю про себя, что она снова перекрасилась, а потом сжимаю в пальцах руль.
— Убью, — шепчу я, глядя, как левый тип, сидящий напротив Мирославы, склоняется к ней и целует. — Блять.
Не проходит и минуты, как я врываюсь в кафе. Громко хлопнувшая дверь привлекает внимание посетителей, на которых я не обращаю внимания. Перед моими глазами только центральный столик, занятый моей бывшей танцовщицей и её хахалем, одетого в синие джинсыи белую, явно дорогую, рубашку.
— Егор?
Мирослава смотрит на меня, замечая моё приближение раньше, чем этот урод, и вскрикивает, вскакивая со стула, когда я со всего размаху бью его в лицо. Парень цепляет рукой чашку, которая летит на пол, а после второго удара он и сам уже оказывается на кафельной плитке, покрывающей пол кафе.
— Парень, ты чё? — поднимает на меня голову, прижимая к разбитому носу пальцы, но это не спасает. Белая рубашка испачкана алыми пятнами, также как и пол. — Перепутал что-то?
— Это ты перепутал, — произношу я.
Едва сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него вновь, но он сам совершает оплошность.
— Мира, так это и есть тот дебил, о котором ты рассказывала? — шатен переводит взгляд на Апрельскую, что стоит в стороне, и усмехается. Его глаза снова обращены ко мне. — Ты была права, милая. Такой идиот явно тебе не пара. Молодец, что бросила его…
Толкаю поднявшегося с пола парня, и он летит на столик, который опрокидывается под шум битого стекла и вопли людей, сидящих рядом.
— Прекратите!
Мирослава, просящая нас остановить драку, пытается разнять нас и не попасть под удар, но ей на помощь приходят двое парней, что до моего прихода спокойно обсуждали что-то за угловым столиком. Лицо саднит, а по виску стекает теплая кровь, которой измазаны мои руки и сбитые костяшки. Сплёвывая, пытаюсь вырваться из рук молодого человека, держащего меня в стороне, но он не позволяет этого.
Вокруг становится слишком шумно. Что-то кричит прибежавший администратор, разглядывая нанесённый кафе ущерб, носятся официантки, пытающиеся собрать осколки посуды и не пораниться. Чуть в стороне, склонившись над своим хахалем, стоит Апрельская, стирая кровь с разбитого лица парня. Он прижимает к носу платок, пропитавшийся алым.
— Что ты здесь устроил? — девушка, выпрямившись, смотрит на меня. — Булаткин, я же тебе сказала исчезнуть из моей жизни! Почему ты снова всё портишь?!
Её голос дрожит, то ли от сдерживаемых слёз, то ли от злости. В покрасневших, блестящих глазах, цвета грозового неба, не могу ничего прочесть. Сделав первый уверенный шаг, девушка приближается ко мне, продолжая кричать и говорить о том, что я всегда всё порчу.
— Потому, что, блять, люблю тебя, Апрельская! — кричу я, обрывая её фразу. Она замолкает, неверяще глядя на меня, а мне удаётся воспользоваться её замешательством, вызванном признанием, и ухватиться за ее руки. — Пожалуйста, пойдём со мной, Мирослава… Давай забудем всё, что было? Пожалуйста… прости меня. Я всё сделаю, но только не уходи, останься…
— Егор, ты пьян, — качает головой Апрельская, спирая все мои слова на алкоголь, которого в моей крови нет. — Трезвым ты бы ни за что так не говорил.
— Мирослава, — поднимаю руку выше, касаясь её щеки. Сглотнув, Апрельская закусывает губу. — Мира, прошу… не исчезай из моей жизни. Слышишь? Я не смогу без тебя. Прости за все те слова, я был виноват. Не верил, боялся признаться самому себе… Ты же знаешь, что после Дианы я…
— После неё ты встречался с Соней, — говорит Мирослава, и я слышу в ее голосе обиду. — Не надо говорить мне, что у тебя не было никаких чувств к Выграновской!
— Но я не любил её так, как тебя. К Соне была симпатия, она не распаляла во мне таких сильных чувств, как ты, — я вглядываюсь в глаза Апрельской, пытаясь найти там хоть какой-то ответ, но натыкаюсь на недоверие и злость. — Мира, пожалуйста, поверь мне… Я готов на коленях стоять, но не смей уходить…
— Нет, Егор, ты…
— Я люблю тебя, — снова повторяю я, надеясь, что эти слова вернут мне её. Но она качает головой, закусывая нижнюю губу всё сильнее, и вырывается из моих рук. — Мира…
— Нет. Не смей приближаться ко мне!