Тогда астроном решительно подошел к телефону-автомату, набрал «09» и узнал номер телефона академика Ч., председателя метеоритной комиссии.
Разбуженный академик ухватил суть дела мгновенно и, разделяя слоги, чтобы было понятнее, прокричал в трубку:
— Никуда, слышите, ни-ку-да не уходите. Я буду через двадцать минут, через двадцать!
Академик приехал через пятнадцать минут.
Еще через несколько минут стали съезжаться неведомо как узнавшие о ледяном метеорите сотрудники института.
0 часов 30 мин. Институт сиял. Светились почему-то даже окна месткома. Многочисленные сотрудники, в глазах которых фарами горело любопытство, толпились около комнаты № 38, где избранные счастливцы исследовали метеорит, и взывали к безответной двери:
— Ну, что?
2 часа ночи. Прилипший к скважине ухом старший научный сотрудник Дроздов сообщил болельщикам:
— Вроде бы азот нашли! Ей-бо-гу, азот! Они там целуются!
Сообщение Дроздова вызвало у собравшихся ликование. Азот — это уже почти наверняка органические молекулы. А органические молекулы… Уф, даже дух захватывает!..
2 часа 45 мин. Дверь комнаты № 38 приотворилась, и академик Ч. приказал:
— Микроскоп, быстро!
Микроскоп доставили через сорок секунд. Владелец его пытался протиснуться вместе с прибором в комнату. Микроскоп взяли. Владельца выдворили.
3 часа 00 мин. За дверью комнаты раздался крик:
— Это надо проверить!!!
3 часа 07 мин. Крик повторился.
3 часа 20 мин. Двери комнаты № 38 отворились, и в них показался профессор К. Не переступая порога, он тихо сказал:
— В метеорите обнаружены бактерии. Вот так-то…
Дверь снова затворилась, а в коридоре воцарилось молчание. Каждый понимал, что эти минуты уже принадлежат истории. По-видимому, именно с этих 3 часов 20 минут начнут отсчитывать новую эру в науке. Эру, когда человечество узнало о новой форме жизни, внеземной жизни.
3 часа 30 мин. Академик Ч., не отворяя двери, попросил разыскать где-нибудь биолога и как можно быстрее доставить в лабораторию.
4 часа 05 мин. Доставили биолога и впустили в комнату № 38, конвой вытолкнули. Болельщики снова принялись метаться по институту.
4 часа 15 мин. Академик Ч. из-за запертой двери распорядился:
— Выставить у двери охрану, обеспечить карантин. Никому не входить. Бактерии живые.
В институте появился корреспондент, почему-то из «Лесной промышленности». Лесной корреспондент прорвал кордон и по-хозяйски постучался в комнату № 38.
5 часов 05 мин. Из приотворившейся двери комнаты № 38 болельщики услышали отрывки довольно странного диалога.
— Понимаете, — смущенно тянул биолог, — с одной стороны, похоже, очень похоже на полиангиацае, но, с другой стороны… А вообще я не микробиолог, я специалист по приматам.
— Приматы в метеорите не обнаружены, — сухо сказал академик Ч., — пока не обнаружены. Придется вызывать академика М.
Предложение было встречено присутствующими с полным сочувствием. Академик М. в последние годы очень увлекался проблемами внеземной жизни и даже пытался — увы, безуспешно! — искать споры бактерий в каменных и железных метеоритах.
6 часов. Академика М. у подъезда института встретили с ликованием. Он быстро шел по коридору, и руки его тряслись. Стоящий у комнаты «N1» 38 конвой расступился, и академик, не снимая пальто, прильнул к микроскопу.
Спустя минуту академик М. выпрямился и холодно, очень холодно попросил:
— Покажите метеорит.
— Но он спрятан в криостат…
— По-ка-жи-те метеорит!
Академика подпели к криостату.
Он мельком взглянул на кусок льда и холодно заключил:
— Я не специалист по медицинским анализам, поэтому я вряд ли могу оказаться вам полезным. Можете пригласить любую лаборантку, хотя бы из поликлиники напротив. Она в момент скажет вам, сколько в этом «метеорите» белка, а сколько сахара.
Спустя два дня сопровождаемый астрономом и биологами Сенька Зайцев, желая отвести от себя подозрение в грубом и неостроумном розыгрыше, принес копию докладной записки командира самолета Ту-104, приписанного к московскому аэропорту Домодедово. Уместно привести конец записки: