— В куче немерено всякой всячины, — сообщил он, стараясь, чтобы голос звучал бодро. — Что-нибудь да найду полезное.
Вул поднял косматую голову с лап и тоненько заскулил. Эдрик сидел на полу, прислонившись к сырой стене, с Катой, которая положила трясущуюся мордочку ему на колени. Он гладил ей ушки и что-то бормотал, на сей раз не считая, что ее чувствительность преувеличена. Про себя же думал, что Кристиан лает на дохлое дерево.
— Ой, мне тоже хочется посмотреть на твою кучу, — призналась Маргаритка. — Может, и я придумаю что-нибудь.
— Могу тебе описать, что здесь есть.
— Напрасная трата времени, — проворчал Эдрик. — Никакого толку. — Он вздохнул. — Не доведется мне теперь поработать зубной феей. Маб так и будет каждую ночь проваливать дело и разочаровывать детишек. А вся поддержка, что мне удалось собрать для окончательной схватки на Собрании, которое уже состоится на следующей неделе, превратится в дым. Когда я не появлюсь на Собрании, никто не узнает, что со мной случилось. Никто не подхватит мои знамена и стяги и не бросит Маб вызов.
И снова прерывисто вздохнул. Во вздохе слышалось разочарование.
— Ради бога, Эд, — обратился Кристиан. — Смотри на вещи веселей. Еще рано сдаваться. — Он покопался в хламе, нашел новый кусок, подтащил к двери и поднес к свету. — Маргаритка, у меня тут вещица около полуметра длиной с колесом на одном конце и штуковиной с двумя зубьями на другом. Есть какая идея?
— Нет, — ответила она. — Но иди и достань что-то другое, думаю, вся хитрость в том, чтобы соединить все вместе, а не использовать вещи по отдельности. Поэтому придется нам подобрать части, которые подходят друг к другу.
Он отыскал другой кусок.
— Ладно. Вот это толстое и круглое, как колесо без спиц. В середине две дырки, и по краю идут крючья.
— А два зубца от первой штуки подойдут к двум дыркам? — спросила Маргаритка.
Кристиан попробовал.
— Ура! — победоносно воскликнул он. — Подходят!
— Чудесно, — проворчал Эдрик. — Теперь у тебя штуковина побольше, которая все равно ни на что не годна. Разве не знаешь, что в лодке без весла далеко не уплывешь?
Однако он помнил, каким упрямым был Кристиан с детства, поэтому не ждал, что тот послушается. И Кристиан не послушался.
Несколько часов спустя, когда пришел стражник с жидкой кашей и черствым хлебом на завтрак — или, может быть, на ужин — Кристиан и Маргаритка соорудили нечто большое, как катапульта, никем прежде невиданное. Однако все части на поверку подошли друг к другу, словно так и задумано, и трудно было сопротивляться желанию продолжить строить штуковину, которая, кажется, для чего-то предназначалась, даже если никто и не мог понять для чего.
Пока они ели кашу с хлебом, Кристиан рассматривал собранную им хитроумную штуку.
— Похоже, это должно двигаться, — поделился он с Эдриком. — Напоминает повозку.
— Тебе нужна лошадь, чтобы ее тащить, — высказался Эдрик. — А лошадь нам не достать.
— Не думаю, что это полагается тащить, — заявил Кристиан. — Наверно, это самоходная штука. Просто я не знаю, от чего она двигается.
— Чепуха на постном масле, — пробормотал Эдрик, уткнувшись в тарелку с кашей.
— Маргаритка, — позвал Кристиан. — Скажи мне, какие помнишь способы заставить штуковину двигаться.
— Только тянуть или толкать, — тут же откликнулась Маргаритка. — Или бросать. Толкать могут люди, лошади, мулы или волы. И тянуть могут люди, лошади, мулы или волы. Или собаки, полагаю. Толкать они особо не могут, зато могут тянуть.
Кристиан вдруг сел и прищелкнул пальцами.
— Собаки! — воскликнул он, пристально уставившись на Вула и Кату, которые, поймав его взгляд, быстро переглянулись и отступили в самый темный угол камеры. — О, нет, стойте, — позвал он, вставая и идя за ними.
Магнус пил чай в обществе королевы Олимпии и Фенли.
— А что, если она скажет «нет», когда наступит время ответить «да»?
— Не думаю, что ей хватит пороху, — беспечно заявила королева, подавая треугольный бутерброд хорьку, который, злобно клацнув зубами, одним махом проглотил угощенье. — Я ей скажу, что тем самым доведет отца до удара. Должно сработать.
— А как здоровье дяди Суитберта? — спросил Магнус. — Вы знаете, я с давних пор ужасно его люблю. А вчера он что-то неважно выглядел.