Однажды Эдрик спросил, не совсем уверенный, что хочет знать ответ:
— Я заметил, что ты часто глазеешь на королевскую семью. Скучаешь по своей?
Кристиан серьезно посмотрел на него карими глазами:
— Наверно, нет. Я почти ее не помню. Мне нравится моя новая семья. Она гораздо интереснее.
— Правда? — спросил Эдрик, стараясь не раздуться от гордости. — Ты так считаешь?
— Угу, — подтвердил Кристиан, снова подняв трубу к глазам. — И куда веселее.
Эдрик несколько раз поднялся и опустился на пятки, откашлялся.
— Ладушки. Тогда, как я понимаю, мне лучше пойти… сделать… э… что-нибудь интересное.
— Ладно, — рассеянно согласился Кристиан. — До скорого.
Он сказал, что не вспоминает свою семью, и не обманывал. Он очень постарался ее забыть. Однако время от времени в голове у него всплывали маленькие сценки. Два малыша в голубой корзине. Изящная женская рука держит колоду карт. Громкий пугающий голос мужчины говорит Кристиану, дескать, трудно поверить, что дар крестной феи на его день рождения обернулся удачным приобретением, коли мальчик то и дело попадает в неприятности. Светловолосая девочка бежит вверх по каменным ступеням за неуклюжим щенком.
Когда к Кристиану приходили эти воспоминания, он не чувствовал сожаления или потери, только слабое любопытство, за которым следовал приступ благодарности Эдрику, Вулу и Кате, пещере и лесу. Он никогда не сомневался в разумности побега, хотя подозревал, что это не последний побег на его веку. Всю свою жизнь у него возникало чувство, что его тянет куда-то вперед, к чему-то большему, только он не знал к чему именно. И каким-то образом чуял, что обитание с Эдриком и собаками, блуждание по лесу, изобретение штуковин и наблюдение за миром по ту сторону реки готовило его к этому куда лучше, чем предыдущая жизнь.
Как-то вечером, когда Кристиан прожил в пещере уже около года, Эдрика, который надзирал за ритуалом приготовления мальчика ко сну, словно громом поразило — до него дошла страшная истина. Он стал родителем.
— Что-то не так? — встревожился Крис, когда Эдрик застыл столбом, держа в руках ночную рубашку.
— Много чего, — ответил очнувшийся Эдрик, одевая мальчика.
— Я что-то натворил? — обеспокоено глядя, спросил Крис.
— Насколько мне известно, нет… пока что, — ответил Эдрик, не осознавая, что говорит как все родители в мире, употребляя фразы, призванные подтолкнуть их детей в праведную сторону от плохого поведения. — Мне нужно кое о чем подумать.
— Может, я помогу? — предложил Крис, застегивая рубашку и закатывая рукава.
Сердце Эдрика затопало, как джига крошек пикси. От сильного чувства тролль приложил руку к груди, где оно зародилось. Ребенок, которого он в своей жизни не хотел, просто-напросто завладел его сердцем. Из века в век старый тролль жил сам по себе, никто ему не помогал. Он так к этому привык, что уже и не замечал. Однако теперь пустое место было занято, и Эдрик уже не мог вспомнить, как обходился без этого прелестного мальчика с его безумными штуковинами, собачьими трюками — у многих ли людей собаки способны в мгновение ока очистить обеденный стол или дружно спеть? — и его готовностью, даже жаждой, участвовать в любом начинании Эдрика.
— Ты мне всегда говоришь, что нельзя сморкаться в подол рубашки, — заметил Крис, глядя на Эдрика. — Отчего же сам так делаешь?
Отпустив подол, Эдрик вытер глаза рукой: нужно показывать пример, ради коврижек, и угрюмо буркнул:
— Внезапный приступ сенной лихорадки. Больше не буду. В конце концов, что посеешь, то по лбу. Понял?
— Не очень. — Крис почти никогда не понимал поговорки Эдрика, но каким-то образом улавливал смысл. — Это значит, мне все-таки нельзя сморкаться в подол рубашки?
— Вот-вот. А теперь спать.
Когда Крис и собаки улеглись, Эдрик вытащил книгу по этикету из библиотеки, устроенной в зеленой комнате и, возвращаясь в гостиную, прислушался, как Вул и Ката тихо и дружно завывали колыбельную в спальне Криса.
Тролль устроился в большом удобном кресле у огня и начал читать. Он обязан убедиться, что Кристиан растет, усваивая манеры от а до б. Да и до всех остальных букв тоже. Да и самому не помешает по-быстрому освежить их, коли даже не осведомлен, что за отрыжку всякого наказывают вытаскиванием за ухо из-за стола.
Глава 4
Одиннадцать лет спустя
Эдрик завершил отличный ужин, приготовленный Кристианом: рагу из гофера, сердцевины артишоков, салат из шпината и вишневый десерт. И, довольный жизнью, рыгнул.