– Сколько здесь игрушек! – изумилась Катерисса.
– Как красиво! – поддерживал её Илиус.
– Пойдемте, пойдёмте, – поторопила их Снегурочка, – не будем отвлекать помощников от работы.
И взяв детей за руки, быстро провела их по амбару, потом по мягко освещённому коридору, затем они поднялись по каменным ступеням вверх и оказались в какой-то тесной коробке.
– Где мы? – тихо спросил Максимус.
– В шкафу в кабинете Дедушки, – ответила Снегурочка.
Они убедились, что в комнате никого нет, и осторожно вышли из шкафа. Весь кабинет был обставлен деревянной мебелью. Все стены были украшены резными снежинками, а на окнах сверкали разноцветные огоньки. В камине тихо потрескивали дрова, на столе лежали две кипы писем. Одна кипа писем была вскрыта и прочитана. Это те, что дети писали под Новый Год. Другие же письма, с пожеланиями, были для Рождества. Послания, которые Мороз уже изучил, были приколоты иголочками на карте, в разных местах – там, где жили дети, приславшие письма.
Максимус подошёл к карте и стал внимательно искать свой дом.
– Ты же не веришь в Деда Мороза, – напомнила ему Катерисса. – Письмо не писал, да и вёл ты себя не особо хорошо. Или всё-таки веришь в чудо, а?
– Да я просто так, посмотреть, – недовольный прямолинейностью сестры, ответил он.
Улыбнувшись, Катерисса понимающе покачала головой и, воспользовавшись тем, что стояла у стола, быстро достала своё бережно свёрнутое письмо и положила его к нераспечатанным письмам. И от этого ей было радостно на душе. Довольная собой, потёрла ладошки и посмотрела на Снегурочку, которая стояла в дверном проёме и прислушивалась к звукам внизу.
– Как-то уж больно весело там, – удивилась Снегурочка, – а ведь Снеговик говорил, что Дедушка грустит.
– Надо спуститься вниз и посмотреть, что там происходит, – предложил Максимус.
– Надо! – поддержал брата Илиус и первым подошёл к Снегурке.
Все потихоньку стали спускаться по деревянным ступеням. Вскоре они оказались в просторном холе, на середине которого стояла высокая наряженная ёлка. Дед Мороз сидел на троне и довольно улыбался, а чуть поодаль от него, у расписных дверей, что выходили в сад, суетились звери и люди в костюмах. Снегурочка тихо, стараясь не привлекать внимания, подошла к Дедушке и спросила:
– А что здесь происходит?
– О! Внученька моя! – обрадовался Мороз и даже привстал, чтобы расцеловать своё дитя. – Где же ты была, милая? У нас тут такое случилось…
– Что же, дедушка? Отчего такое веселье, когда все могут остаться без Рождества?
– Внученька, – продолжал дедушка дрожащим от радости голосом, – вон тот человек в необычном костюме каким-то чудом смог найти и вернуть пропавшую звезду.
– Вернуть? – удивилась Снегурочка.
– Да. Но он ещё мне её не передал.
– Почему? – нахмурила брови внучка.
– Он сказал, что ещё с детства мечтал увидеть меня лично и показать представление. И как только оно завершится, то он торжественно вручит мне звезду.
– Дедушка, ты уверен, что ему можно доверять? – перебила его Снегурка.
– Конечно, милая, конечно! Я тебя с ним познакомлю, и ты увидишь какой это добрейший человек.
– Мне тоже нужно тебя кое с кем познакомить.
И она жестом пригласила ребят подойти. Илиус и Катерисса благоговейно стояли, глядя на статного, красивого, самого что ни на есть настоящего Деда Мороза. А Максимуса переполняли неопределённые чувства: то его накрывала волна радости, то счастья, волнения и смущения от того, не снится ли ему всё это. И он незаметно пощипывал себя за руку, проверяя, не снится ли ему всё это. Но это был не сон. И чем больше подросток это осознавал, тем сильнее начинало стучать его сердце.
– Какие вы хорошие! – воскликнул Дед Мороз. – Я рад знакомству с вами. Что привело вас в наш лес?
– Это я пригласила их помочь раскрыть тайну пропавшей звезды, – быстро пояснила внучка.
– Ну, этого уже не требуется. Вот садитесь на ступени и давайте вместе посмотрим представление, – предложил Дедушка Мороз.
В зале заиграла громкая музыка, и суета на импровизированной сцене усилилась. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге показался Снеговик всё с той же капустой в руках. Глазам присутствующих предстал великолепный белоснежный лес, теперь уже темнеющий на фоне сиреневого заката. Этот вид будто был вставлен в раму раскрытой двери и был настолько необычен, что казался театральной декорацией.