Ника с внуком уезжала. Деревенские жители собрались проводить её. Одна пожилая женщина подошла к Нике и глядя своими добрыми выцветшими глазами в глаза Ники, сказала: "Василей-то так и не женился, до сих пор бредит тобой и любит". И даже не сделал ни одной попытки к этому, хотя хорошие девки его любили. Ника прижала старушку к своей груди и трижды поцеловала её изборождённое глубокими морщинами лицо и просила передать ему привет. Пусть будет счастлив. У самой сжалось сердце. Такова судьба.
01.06.2013 г.
<p>
Любофф ...на сенокосе</p>
Из всех, близко расположенных дворов, на полянку высыпалась детвора. Там стояли, неожиданно встретившись, молодая белокурая девушка в простеньком ситцевом платье в мелкий голубой горошек, что так подходило к её синим глазам и молодой светло-русый парень. Он держал себя довольно уверенно, в расстёгнутой наполовину белой рубахе, из-под которой угадывалось хорошо сложенное натренированное крепкое тело. Он восторженно смотрел на это милое создание с длинной косой, перекинутой на грудь. Распущенные пряди косы с одной стороны прикрывали её девичью грудь с желобком посредине в у-образном вырезе ворота платья из тонкой ткани. Видны были тёмные кружочки сосочков, о чём Саша даже не догадывалась. Виталий умилённо смотрел на неё, любуясь и думал, скольких детей выкармливали молоком такие женские груди, иногда по два одновременно. А сколько невинности, ласки в её взоре. Девушка стояла перед ним, смущаясь и чувствовала, и ощущала, и млела под его взглядом, который как бы раздевал, ощупывал её. Он попытался приблизиться к ней, но она отступила от него на шаг, держа его на некотором расстоянии от себя. В ней зарождалось какое-то не понятное для неё нежное чувство. Он не хотел, чтобы Саша уходила. От неё веяло теплом и уютом. Смущаясь, она сказала ему что-то и медленно направилась к своему дому, затем, ускоряя шаг, побежала. Он смотрел ей вслед, пока её фигурка не затерялась среди широко разросшихся ив и бурьяна, заполонивших всю деревню, особенно вдоль тропинки, идущей мимо брошенных и заколоченных хат и полусгнившего частокола, похожего на зубы древнего крокодила. Утренняя роса ещё не успела высохнуть, и намокший подол платья Саши, холодил ноги. Прибежав домой, она плюхнулась на кровать, утонув в мягкой перине и в подушках, сложенных высокой горкой одна на одну от самой большой до самой маленькой. Они градом посыпались на неё и частью раскатились по полу, устланному домоткаными дорожками. Взволнованная до глубины души, девушка задавала себе вопрос: "Неужто я влюбилась?"
Когда Саша скрылась из поля зрения Виталия, он поднял руки себе на голову, сцепив их замком и закрыл глаза, воссоздавая увиденное всё заново и задавая себе тот же вопрос, что и Саша: "Неужели я влюбился?"
Но тут же услышал просьбу, обращённую к нему:
? Дядя Витя, покружи.
То просила детвора наперебой. Виталий опомнился. Он быстро построил детей и сказал: "По очереди". Дети знали его. Молодой человек работал где-то физруком в школе, а лето проводил в деревне у своего дяди.
Любезно, он кружил каждого вокруг себя, держа за руки, предварительно проверяя детские ручонки на прочность, чтобы ненароком не травмировать их. Одна девчонка оказалась выносливой. Наряду со всеми, он кружил её вокруг себя, делая виражи то вверх, то вниз, пропускал промеж своих ног, то поднимал над головой, уча проделывать всякие трюки. Потом он учил детишек отбивать чечётку. На полянке перед нашим домом, на нейтральном пятачке, вокруг которого расходились в разные стороны три дороги, густо росла гусиная трава-спорыш сплошным зелёным ковром. В результате наших упражнений по танцам, образовался круг из стоптанной пожелтевшей травы, где отбивались чечётка и морской танец. Он подолгу с нами возился.
Позже я училась в средней школе, в Упорово, и в районном клубе проходили концерты по какому-либо случаю, мой морской танец с элементами чечётки включали в школьную программу. Я на сцене отбивала морской танец под аккомпанемент одноклассника Геннадия Стрекалова, который играл на аккордеоне вальс "Амурские волны", очень талантливый мальчик. Был полный зал народу, мест не хватало. Нам так аплодировали. На всех школьных вечерах мы танцевали вальсы "Дунайские", и " Амурские волны" под его аккомпанемент, до чего же было хорошо, аж душа летала. Даже сегодня я помню эти танцы и могла бы станцевать, если бы позволяло здоровье.
А тогда, однажды вечером мама моя, придя с работы, увидела мои трюки над головой Виталия и сказала: "Смотри, дочка, не сломай себе шею". Таким образом, на пятачке, около моего дома, собиралась вся детвора. Играли в лапту, в вышибало, в волейбол. То было местом встречи для тех, кому нужно было пообщаться. Родителям было удобно, они знали, где находится их чадо.
Наступала сенокосная пора - заготовка кормов для скота на зиму.
Пока население деревни готовили силосные ямы. Затем обкашивали литовками все дворы, заборы, пустыри, заросшие высокой крапивой, лебедой, коноплёй и другим разнотравьем. Всё это укладывалось в силосные ямы, обсыпалось солью и утрамбовывалось ногами. Наполненные ямы плотно укупоривались. Деревня приобретала куцый вид и видна была вся, как на ладошке.
После Петрова дня, с 30июня и до 12 июля (день Прокла) для сенокошения считалось лучшим временем. За 2-3 дня до начала сенокошения на самые отдалённые поймы рек, на луга отправлялся весь конный арсенал сенокосилок, колёсных железных граблей. И как по заказу, стояла тёплая погода, и шли ливневые грозовые дожди. Травы пили эту живительную влагу всем своим существом, пропуская её через себя для роста, вытягивая бутоны и готовя их к рождению полноценного цветка, каждый лелеял своё непревзойдённое по красоте создание, как и всё живое на Земле, трепетно ожидая его появления на свет в отведённое Богом время.
Травы выстоялись. Так говорили местные жители, когда, в действительности, над пёстрым цветом луговых трав по пояс выколашивалась луговая овсяница, и луга одевались в нежный фиолетовый дымок.