- Мне жаль, - перевожу взгляд с них на него. - Прости.
Автобус резко тормозит и я выскакиваю из распахнувшихся дверей. Жадно глотаю воздух и бегу не оглядываясь. От собственных злых демонов убегаю. От той безжалостной твари, что внутри меня. Несусь так быстро, как только могу, потому что иначе передумаю.
Пробегаю перекресток за перекрестком, сворачиваю за угол в чужой, незнакомый двор. Сажусь на лавку заметенную снегом и наглухо душу в грудной клетке рыдания. Получается плохо, со всхлипами. Мороз щиплет замёрзшие щеки, холодными ладонями растираю тушь.
Не без изъянов. И даже больше не идеалистка. Так, обычная запутавшаяся девчонка. Хотя даже не запутавшаяся. Просто неискренняя, лживая и несчастливая вовсе.
Я могла бы ругать себя до слез, до громких истерик за то, что тоже влюбилась, но для меня есть наказание похуже. Я причиняю боль тому кто мне действительно дорог.
Фарфоровые куклы разбиваются на мелкие кусочки, вот и моя очередь.
Или взять телефон, набрать номер отца и залатать ту огромную зияющую дыру под ребрами, кажется еще пару часов назад там были остатки сердца. Нет!!! Саша Удинова против него никогда не пойдет, просто не сможет, не такая уж она и храбрая девочка. А вот без сердца это она, пожалуйста, и так вся фальшей пропитана, да и недостающий орган всегда можно просто выбить на коже.
Куда важнее, что я до сих пор пытаюсь все удерживать под контролем, даже нервный срыв.
Последний раз всхлипываю и поднимаю голову от грязного, натоптанного снега.
Елизар. Он стоит у противоположной лавочки, засунув руки в карманы и молчаливо наблюдает за мной. Он кажется даже не злится.
А мы как гребаные мазохисты, любим когда нестерпимо больно.
Спотыкаюсь на выдохе. Горло сжимает пружиной и необдуманные слова застряют на подходе, оно и к лучшему.
Он как чертов благородный принц из детской, любимой сказки.
Принцам нужны простолюдинки или хотя бы те у кого доброе сердце. А у меня по жизни систематический сбой. Я теперь не на одну роль из этой долбанной сказки - не тяну. Моя неприступность и отчужденность остались биться в истерике на переднем сидении его автомобиля. И диадема давно пылиться в обувном шкафу. Для меня теперь даже все пути исправления закрыты, перетянуты красной ленточкой.
Хотя этот экземпляр явно любитель слезливой драмы.
Еще больше трясет под его взглядом.
- Почему ты шел за мной?
- Не шел, а бежал. - И открытки мои из кармана достает. - Хотел вернуть.
Зябко ежусь:
- Я налажала, - это не то что стоило озвучивать вслух. - Еще тогда, в твоей машине. Я позволила нам на что-то надеяться. А потом налажала когда несла всю эту хрень на дороге. В комплекте со мной всегда идет куча нерешенных проблем и стереотипов.
Душещипательная исповедь получается. Шмыгаю носом. Не для трагичности происходящего, просто мне всегда холодно.
- Идем, а то простудишься.
Франц сжимает мои пальцы в теплых ладонях, поправляет шапку и даже слезы с лица стирает, а потом тянет за собой, к стоянке такси. Заботливо открывает пассажирскую дверь и помогает сесть. Протягивает водителю пару купюр, называет мой адрес, а сам остается стоять на улице.
- Я считала тебя мальчиком - клише. А ты. Ты единственный кто обо мне по-настоящему заботился. - Дыхание вырывается белым облачком. - Облажалась. Меня теперь даже наличие жениха не трогает. Я не планировала влюбляться.