Я просто умираю в ней от удовольствия.
Целую без разбора, куда попадаю. Двигаюсь, как сумасшедший. Нам не хватает воздуха… пространства…
Нам не хватает друг друга.
Я никогда так никого не любил.
Даже Ирину.
Теперь уверен в этом.
Мне хочется не просто трахать её.
Мне нравится её целовать, гладить, ласкать… видеть, как ей хорошо.
Я хочу, чтобы наши чувства были взаимными, и стараюсь не думать о том, что будет после того, как мы закончим.
Просто наслаждаться ей. Этим моментом.
Когда она такая близкая.
Когда снова шепчет моё имя.
Сжимает мои плечи, зарывается пальцами в волосы.
Когда снова кончает. Долго, протяжно, сладко.
Я разряжаюсь внутри неё, и это тоже неповторимо.
Я знаю, что она – моя.
Любуюсь ей такой растрёпанной, красивой, а она улыбается.
- Поверить не могу, что ты побрил мне лобок…
Она произносит это тихо, будто боится, что кто-то услышит.
И даже в этот момент, я хоть и немного в ступоре, всё равно люблю её.
«Поверить не могу, что мы, наконец, потрахались…» - Сказал бы я раньше.
Но не сейчас.
- Свет…
- Пожалуйста, Дима, не надо…
Откидываюсь рядом с ней на спину.
Все заново.
Я просто не понимаю, что, блин, происходит между нами.
Что я делаю не так.
Чувствую себя какой-то истеричкой.
А я ведь вроде мужик.
Поднимаюсь на локте, поворачиваюсь к ней, всматриваясь в милое лицо.
- Света, скажи…
- Дим… - Снова перебивает.
- Нет, послушай. – Не даю ей возможности уйти от ответа. – Мне надоело. Скажи, что не так?
Отворачивается.
Я беру ладонью подбородок и заставляю смотреть на меня.
- Ты только что доказала мне, что я тебе не безразличен. И это был не просто секс. Не отрицай! – Хлопает глазами, будто загнанная в угол. – Сколько можно бегать от очевидного? Я люблю тебя, ты знаешь это. Я хочу быть с тобой, растить нашего сына. В конце концов, в чём дело, родная? Может пора уже прекратить этот детский сад?
Она молчит, и в уголках глаз собираются слёзы.
Я просто ощущаю бессилие.
Это какой-то тупик.
Неужели всё напрасно?
Уже собираюсь отпустить её и послать всё к чертям, просто не могу больше биться головой о стену.
Но она неожиданно произносит:
- Я боюсь, Дим…
По щеке уже катится слезинка, а мой мир снова переворачивается.
Ловлю губами солёную дорожку.
- Глупая… Ну чего ты боишься?
- Просто не переживу, если привяжусь к тебе, пущу в своё сердце, а потом снова останусь разбитой… Я должна быть сильной ради него!
Плачет. Уже не сдерживаясь. Обхватив живот.
- Но, кажется, уже поздно… - Сквозь всхлипы. – Я уже полностью в этом погрязла…
Сейчас чувствую себя говном.
Мне ещё никто так в своих чувствах не признавался…
И это тоже непередаваемое ощущение.
- С чего ты взяла, что всё будет плохо?
- Так уже было. – Говорит тихо-тихо. Понимаю, что у моей женщины своя «грустная история» из прошлого.
Но больше она ничего не говорит, отворачивается и пытается стереть слёзы ладошкой.
Я сгребаю её в охапку, прижимаю к себе, гладя ещё влажные волосы.
- Обещаю, что ни за что не обижу тебя. – Скорее себе, чем ей. – Что буду любить тебя. Всегда. Только поверь.
Она отстраняется сначала, а потом набрасывается на мои губы, целует, смешивая свои слёзы с нашей страстью.
Мы целуемся вечность. У нас болят губы.
Потом лежим, переплетя ноги и руки под одеялом.
Я больше не пытаюсь соблазнить её к сексу.
Просто после нашего разговора ощущаю умиротворение.
Мы засыпаем вместе. На её узкой кровати.
Я проваливаюсь в сон с мыслями о том, что завтра заберу её к себе.
Навсегда.
Глава 15
Света
***
Ещё никогда, за все месяцы беременности, я не высыпалась настолько хорошо.
Мой живот так удобно лежит на чём-то упругом, но мягком… и лишь приоткрыв один глаз, вижу, что это обнажённое мужское бедро.
Я спала с Димой.
Не в том смысле, что мы переспали… хотя это, конечно, железобетонный факт, а в том, что я делила постель с мужчиной всю ночь. В трезвом уме и добровольно.
Такого не было со времён наших отношений с Мишей.
И мне было невероятно удобно.
На моей «полуторке» я и одна иногда уместиться нормально не могу.
А тут…
Даже живот не тянет по обыкновению утра, только в туалет хочется сильно, и в то же время ещё полежать, поглазеть на него, пока не проснулся.
Я, как гусеница, завёрнута в одеяло, а Вершинин практически весь голый, укрыта только «сантиметровая» область на ноге.