Далее мистер Худ объяснил, что в дебатах этот недобросовестный прием считается заклятым врагом тех, кто формулирует темы. Иногда это даже забавно: например, на одних дебатах на тему «Следует ли правительству США вмешиваться в дела Ирака» одна группа определила слово «вмешательство» как резкий упрек. Учитель сказал также, что в итоге эта стратегия ни к чему хорошему не приводит: «Обычно тот, кто ее использует, загоняет себя в ловушку и запутывается, и судьи, как правило, присуждают победу оппоненту».
Впрочем, как признал мистер Худ, изредка этот подход срабатывает, как в нашем случае. Поэтому люди, формулирующие темы для дебатов, очень серьезно озабочены защитой от возможного мухлевания ими. Они стараются сделать формулировку максимально точной и четкой, чтобы устранить любую двусмысленность, да еще и дают дополнительные разъяснения. К сожалению, тут их возможности не безграничны. «Так что, как все нормальные люди в этом мире, мы полагаемся на добросовестность участников дебатов», – закончил мистер Худ свою речь и сокрушенно вздохнул.
Пока он складывал вещи в старую кожаную сумку и прощался с нами, я занес в свой блокнот пару заметок: «Люди склонны мухлевать. Но это ненадежная стратегия». Что ж, буду знать.
А вот чего я тогда точно не знал, так это того, что в социальной сфере мухлюют на каждом шагу, только присмотрись. Тут надо сказать, что переход из девятого в десятый класс в нашей школе был событием знаменательным. Баркер состоит из средней школы для мальчиков и старшей школы смешанного типа (мальчики с девочками), так что первые дни десятого класса – для нас они выпали на январь 2010 года – одновременно и первые дни, так сказать, «переходного периода». Для пятнадцатилетних подростков на пике полового созревания подобные перемены – перспектива поистине ужасающая. Лихорадочно готовясь к ним, мы все буквально обливались дезодорантом.
Утро первого школьного дня в десятом классе, на редкость жаркое и влажное, прошло в неловком молчании. Кроме горстки явных экстравертов и прочих показушников, большинство одноклассников и одноклассниц кучковались по гендерному принципу и старались друг на друга не смотреть. Наша учительница французского мадам Бертон не могла сдержать восторга, то и дело указывая попеременно то в левую сторону класса, то в правую со словами: «Les garçons. Les filles. Les garçons. Les filles!»
А затем, после обеда, жара достигла апогея и, кажется, что-то растопила. В длиннющих очередях в столовой и на зеленых скамейках возле главного входа народ начал разговаривать друг с другом. Люди обменивались шутками и деталями из личной жизни – невероятно важными; раз услышав, их никогда уже не расслушать. Вскоре весь кампус наполнился рокотом бесчисленных голосов представителей обоих полов. А по состоянию на полдень пятницы шестеро состояли в романтических отношениях.
Появление девчонок в корне изменило культуру и атмосферу школы. Если до девятого класса ценился грубоватый стиль немногословного австралийца, то теперь на первый план вышли чувствительные и общительные ребята, которые умели вести разговор по душам. Игровая площадка, когда-то царство жесткого атавистического соперничества, теперь располагала к тому, чтобы раскрыть душу и сердце. Я с огромным удивлением наблюдал, как мои закадычные друзья Джим, Джон и Джейк, да и популярные школьные спортсмены вносят в свое поведение новые коррективы.
А попутно с нашим взрослением эти культурные изменения притащили на школьную игровую площадку политику. Ребята еще были крайне восприимчивы и податливы к влиянию; однажды по наущению нескольких популярных одноклассников мы устроили пикет в защиту орангутангов. Однако постепенно мы начинали решительнее высказываться о политике, культуре и религии и при необходимости отстаивать свое мнение. А самые бойкие с завидной уверенностью во всеуслышание толковали о «несправедливости».
Если говорить о культуре, в 2010 году в Австралии довольно активно обсуждался вопрос, не зашла ли страна слишком далеко в «политкорректности». Термином этим в довольно уничижительном смысле обозначались меры, направленные на пресечение грубых и оскорбительных высказываний. Способы борьбы варьировались от формальной цензуры до общественного осуждения и санкций, и люди, наиболее обеспокоенные культурой политкорректности, никогда не испытывали недостатка в хворосте для разжигания пламени своего возмущения. Постепенно эти дебаты из телевизионных ток-шоу и статей в СМИ через семейные поездки в авто и обеденные столы перекочевали на школьную игровую площадку.