– Такой бесчеловечной практике нет места в справедливом обществе. Пока она сохраняется, это уничижает каждого из нас. Прошу принять во внимание этот довод.
Тут аудитория зааплодировала, и я взглянул на скамью соперников. Дебра, сидевшая между двумя другими спикерами, которые из-за нервов были такими бледными, что походили на пару мраморных колонн, теперь собрала свою непослушную копну в свободную дульку. Достав из сумочки очки в тонкой оправе, она нацепила их на нос, из-за чего черты ее лица резко заострились. Не успел я дойти до своего места, как Дебра уже замаячила там, где только что был я. Ее голос с самого начала звучал резче и четче моего.
– То, что вы сейчас услышали от предыдущего спикера, нельзя считать аргументами. Это были лишь голословные заявления. Он не представил оснований верить в то, что он сказал. Он просто рассказал, во что верит сам, используя множество весьма эмоциональных эпитетов. Ну, я, конечно, очень извиняюсь, но в дебатах это неуместно. Дамы и господа, просмотрите еще раз свои записи. И спросите себя – даже если вы согласны с противоположной стороной… особенно если вы с ней согласны, – услышали ли вы убедительные доказательства сделанных предыдущим оратором выводов?
Я почувствовал, как у меня вспыхнули щеки. Моей первой реакцией были непонимание и возмущение: о чем она говорит и кем себя возомнила? А затем я услышал в голове тихий голосок, решившийся задать более важный и тревожный вопрос: а может, она права? Я потянулся было к своему блокноту, но, заметив, что все попеременно смотрят то на Дебру, то на меня, замер, попытавшись сделать каменное лицо. Дебра тем временем продолжила свою вивисекцию, приступив к конкретному разбору моих ошибок.
– Заявление без доводов и доказательств («смертная казнь отвратительна») было голословным утверждением; заявление без доказательств («логика диктует нам, что смертная казнь призвана сдерживать преступность») было спекуляцией; а единственное заявление, базировавшееся на доказательствах («данный сбой процедуры в Джорджии четко показывает, что смертная казнь – мера в высшей степени ненадежная»), – обобщением.
Я отлично знал эти термины. Этим концепциям нас обучали при подготовке к школьным дебатам в первую очередь; они входили в базовый набор раздела по аргументации. С тех пор я выдвинул сотни аргументов, как на турнирах в лиге, так и в повседневной жизни. Неужели я что-то упустил?
Дебра произносила шипящие в словах утверждения и обобщения так, будто это не научные термины, а чуть ли не ругательства. Пока она говорила, я чувствовал себя так, словно угодил под ее брекеты: меня било тупыми ударами ее коренных зубов и царапало металлом скоб. Так вот что, оказывается, имеют в виду, говоря: пережует и выплюнет.
Тем вечером мы с родителями пошли ужинать в местный вьетнамский ресторан. Тесный зал, где семьи сидели за скрипучими столами буквально плечом к плечу, пропах бульоном и растительным маслом. Результаты прослушивания должны были обнародовать менее чем через час, я был благодарен за этот шум, повышенную влажность и сильные запахи – это отвлекало меня от навязчивых мыслей о том, прошел ли я его.
Сидя за столиком возле кухни, я пытался объяснить родителям, что все запорол. «Ну, не знаю, как по мне, ты все правильно сказал», – пожала плечами мама. «Члены комиссии должны знать правду, – подхватил папа, кивая и очищая вареную креветку. – В итоге это единственное, что имеет значение». Безупречная искренность в голосах родителей вызвала у меня приступ разочарования и злости, пусть и не слишком сильный.
Мои мама с папой редко на какую тему выдавали больше афоризмов, чем на тему «правды». Родители воспитывали меня на вере в то, что «правда всегда побеждает» – максима, которая в полной мере сочеталась с их христианской верой и с отвращением ко всякой чепухе в целом. По их мнению, попытки скрыть реальность не только подозрительны, но и обречены на провал. В один прекрасный момент правда выйдет наружу – это так же точно и неизменно, как то, что утром взойдет солнце.