Я попробовал поиграть с маленькой жемчужиной в ее мочке, но номер не прошел. Потом, чтобы немного позлить ее, спросил, всегда ли она надевает одинаковые трусики и лифчик, и сначала она очень смутилась, а потом откинула назад волосы и подтвердила, что всегда.
Я спросил, что значит всегда – совсем всегда или раз в неделю. Она ответила, что всегда – это всегда, каждый день. И объяснила, почему она это делает: она не может тратить много денег на одежду, а так – даже если на ней старые джинсы и футболка – она чувствует себя хорошо одетой. Нарядной.
Ясное дело, что теперь каждый раз, когда я увижу ее, я буду гадать, какого цвета сейчас ее белье.
Я закрыл глаза и застонал, пытаясь усмирить эрекцию, которая беспокоила меня с тех пор, как я вошел в ее комнату.
– Что? Опять поджелудочная? – спросила Элиза.
Я объяснил ей, что это не поджелудочная, а совсем другое, и она обозвала меня уродом, но при этом, кажется, улыбнулась. Честно говоря, мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы тут же не прижать ее к кровати и не поцеловать. Я, наверное, так бы и сделал, если бы меня не отвлек длинный тонкий шрам на ее левом запястье.
Не думая, я взял ее руку и поразился, какой удивительно хрупкой она оказалась. Я провел пальцем по шраму – на ощупь он напоминал строчку на укороченных джинсах, которые я укладывал в прошлый вторник.
Я знал все о шраме – Майкл рассказал мне эту историю, как он нашел ее в луже крови на полу ванной, когда ей было, кажется, шестнадцать или вроде того.
Элиза выдернула руку и засунула ее под подушку.
– Я устала, – сказала она. – Иди к себе, пожалуйста.
Я не пошел. Вместо этого я дотянулся до завитка волос, который падал ей на глаза, и осторожно, стараясь не касаться кожи, убрал его назад, и мой палец прикоснулся к крохотной жемчужине сережки. По-моему, в тот момент что-то промелькнуло между нами, но я не уверен. К тому времени я уже окончательно запал на нее. Серьезно, если привести меня в комнату, где будет Элиза и еще сотня красоток, я подойду именно к ней. В ней есть что-то магнетическое. И печальное. А когда она разговаривает, она как-то по-особому опускает подбородок и поднимает на тебя глаза, и тебе начинает казаться, что ты – единственный человек в этой комнате или даже во всей вселенной. Такой у нее специальный талант. А когда она перестает смотреть на тебя, то сразу оказывается в другом мире, за сотни миль отсюда, и ее темные соколиные глаза устремлены кверху, будто у нее свои, особые отношения с небом.
Я уже говорил, что мне страшно хотелось ее поцеловать? Сначала губы, потом веки, потом то место, где бедро, изгибаясь, переходит в талию. И мое желание не ограничивалось одним членом, а заполняло все тело жаром и такой силой, что мне казалось, я смог бы парить в воздухе.
Я приблизился к ней, и она быстро сказала:
– Даже не думай.
Мне показалось, что она изо всех сил старается, чтобы я не начал ей нравиться, и поэтому рассказал ей историю о том, как, когда я был маленьким, мама приготовила однажды суп из моллюсков. Кажется, это был мой день рождения, и суп был частью праздника, но я наотрез отказался его есть. Я сказал, что терпеть не могу моллюсков, а она спросила: «Откуда ты знаешь, что не любишь? Ты ведь никогда их не пробовал». Она пообещала, что, если мне не понравится, она сделает мне бутерброд с ореховым маслом, но сначала я обязательно должен попробовать. Хотя бы одну ложку.
Я сделал паузу, чтобы убедиться, что Элиза меня слушает.
– Разумеется, орехового масла в тот день я не захотел.
– Очень трогательная история, – сказала Элиза, – но у меня аллергия на морепродукты.
Я сказал ей, что смысл рассказа совсем не в этом, а она начала бухтеть, что у меня есть девушка по имени Авриль, и я сплю еще с одной девушкой, по имени Бет, не говоря уже о том, что она сестра моего друга, не говоря уже о том, что сейчас ей меньше всего нужны проблемы с парнем вроде меня, и – бла-бла-бла и бла-бла-бла. Мне даже показалось, что она сейчас заплачет, а обычно этого достаточно, чтобы я моментально оказался в другом конце города, но – можешь себе представить? – у меня возникло странное желание прижать ее к себе и успокаивать, пока она не уснет.
Дорогой друг магнитофон, запомни этот момент. Лежа рядом с Элизой, я неожиданно почувствовал, будто нашел нечто, что даже не помню когда потерял.
Мы молча поразмыслили над ситуацией, а потом я сказал:
– Не надо отказываться от всех фруктов, если тебе попалось одно гнилое яблоко.