Это было вполне возможно. Но проблемы надо решать по очереди.
– Пола я возьму на себя. Сначала должен решить ты.
Лоринг замолчал, и я решила, что лучше не мешать ему думать, и продолжила выковыривать миндаль из своей порции торта.
– А ты? – заговорил он наконец, обращаясь к своей тарелке. – Ты действительно хочешь, чтобы я на две недели увез Пола, или ты… как бы… ты тоже поедешь?
Я задумалась.
– А вы планируете пользоваться какими-нибудь летательными аппаратами?
– Нет. Только автобусами.
Пол хотел, чтобы я поехала с ними в предыдущее турне, но путешествие в пикапе с четырьмя мужиками, которые бреются только каждый третий день, не особенно меня вдохновило. С другой стороны, я давно мечтала на практике узнать, какова жизнь в гастрольном автобусе.
– Если меня отпустят с работы, – сказала я, – я бы с удовольствием поехала.
– Тогда вот что, – Лоринг по-прежнему не отводил глаз от тарелки, – ты уговаривай Пола, а я попробую устроить это со своей стороны.
– Только через мой труп, – заявил Пол в такси по дороге домой.
– Просто подумай об этом. Даже Дуг сказал, что гастроли – это лучшее, что ты можешь сейчас сделать.
– Осторожней, Куколка. Ты становишься похожа на Фельдмана.
Я попробовала его лягнуть, но в машине было слишком тесно.
– Не будь педиком. У него же огромные залы. Тебя каждый вечер будут слушать не меньше двенадцати тысяч человек. Ты сделаешь глупость, если откажешься.
– Элиза, половина из этих двенадцати тысяч – барышни-студентки, влюбленные в Лоринга. Мне не нужна такая аудитория. И я им не нужен. Мои фаны – это маргиналы и сумасшедшие. Потерянные души и депрессивные фрики.
– Ну извини. Я думала, что ты как раз больше всего хочешь перетянуть на свою сторону «дикарей и язычников». А я никогда не была ни в Торонто, ни в Чикаго.
Пол медленно откинулся на спинку сиденья, и по его светящимся в темноте глазам я поняла, что у него появилась какая-то хитрая идея. Я просто слышала, как она шевелится у него в мозгу.
– Хорошо, – сказал он и ехидно усмехнулся, – тогда у меня есть условие.
Я радостно положила ему руку на ширинку, пологая, что он о чем-то таком думает.
– Называйте свою цену, мужчина!
– Вернее, у меня два условия. – Он, удивившись, покачал головой. – Не думал, что когда-нибудь придется сказать такое, но, пожалуйста, убери свою руку с моей ширинки. Мне нужен лист бумаги.
Я быстро выполнила его требование и даже дала ему ручку. Он написал соглашение о том, что он готов поехать в турне, если другая сторона согласится выполнить два неназванных условия.
Я поставила свою подпись, стараясь представить, что же может прийти ему в голову. Секс на лестничной клетке? Втроем?
Он тоже расписался и взмахнул ручкой, как дирижер палочкой.
– Ты только что согласилась выйти за меня замуж;.
– Так я ведь давно согласилась, – засмеялась я.
– Не когда-нибудь потом, а сейчас. Как только вернемся из турне.
– Заметано, – сказала я, решив, что легко отделалась.
– Подожди. Это не все. Потом у нас будет свадебное путешествие.
Опять ничего страшного. Я открыла рот, чтобы согласиться.
– В свадебное путешествие мы полетим.
Я немедленно почувствовала тошноту.
– Пол…
– Ты подписалась. Если ты не согласна, сделка расторгается.
Я глубоко вдохнула и не стала выдыхать. На самом деле одиннадцатое сентября уничтожило последний слабый шанс, что я когда-нибудь войду в самолет. Просто Пол об этом пока не знал.
– Да или нет? – спросил он.
Так и не выдохнув, я кивнула. Но только потому, что речь шла о будущем. А будущее еще не скоро, а вполне возможно, его и вообще не будет.
Кровь Пола капала на пол.
Во время концерта в Торонто он порезал мизинец разорвавшейся струной. Ни порез, ни отсутствие струны не помешали ему допеть песню, а когда кровь начала стекать по гитаре, я вспомнила о библейских открытых ранах и вдруг захотела его так сильно, что мне пришлось сесть.
Я стояла за сценой слева, а потом отошла к стене, села на большой ящик для гитар и крепко сжала колени. Чем громче звучала музыка, тем сильнее вибрировал ящик. Это было похоже на секс, в котором моим партнером был дух Пола, в то время как его тело делало свою работу на сцене.
На шее у него была любимая «ЕС-335», и он как раз пел «Charlie Bucket», когда это случилось. У песни были сложная мелодия и глубокий первобытный ритм, и он исполнял ее со сдержанной страстью и только в самом конце давал себе волю, и его финальный фальцет звучал как вопль человека, пронзенного копьем в сердце.