Далее.
«Такое развитие событий вызывало озлобление реакционных сил, толкало их на безответственные, авантюристические попытки решения сложнейших политических и экономических проблем силовыми методами. Ранее уже предпринимались попытки осуществления переворота.
Мы считали и считаем такие силовые методы неприемлемыми. Они дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе, возвращают нас к эпохе холодной войны и изоляции Советского Союза от мирового сообщества.
Все это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти так называемый комитет. Соответственно объявляем незаконными все решения и распоряжения этого комитета…»
В заявлении излагалось требование обеспечить выступление Горбачева перед народом, созвать Чрезвычайный Съезд депутатов СССР, призывы к военным — не принимать участия в перевороте, к гражданам — объявить бессрочную забастовку.
Из обращения Координационного совета движения «Демократическая Россия», 19 августа, 15.30:
«…группа высокопоставленных заговорщиков, отстранив от власти Горбачева, а также Ельцина и законные власти по всей стране (это была явная дезинформация с целью раздувания страстей — А.С.), совершила попытку военного переворота, назвав его «временным чрезвычайным положением». Мы призываем остановить работу на всех промышленных предприятиях… Гэнералы и офицеры, верные присяге, берите инициативу в свои руки! Демократы, создавайте повсюду комитеты гражданского сопротивления!»
Из обращения вице-мэра Москвы Ю. Лужкова, 19 августа, 16.30:
«Власть узурпировала группа лиц, именующих себя государственным комитетом по чрезвычайному положению, не имеющая конституционных полномочий на руководство страной, представляющая тем самым фактически хунту. В ее состав вошли лица, несущие основную и непосредственную ответственность за катастрофическое положение в экономике, общественной безопасности и социальных условиях жизни граждан. <…> Переворот преследует цель свернуть любые демократические преобразования и надолго оставить страну под властью реакционных сил…»
Из обращения Ельцина к военнослужащим 19 августа, 17.00:
«Страна оказалась перед угрозой террора. «Порядок», который нам обещают новоявленные спасители Отечества, обернется трагедией, подавлением инакомыслия, концентрационными лагерями, ночными арестами. «Лучшая жизнь» окажется пропагандистским обманом. Солдаты и офицеры России! В эту трагическую для России, всей страны минуту я обращаюсь к вам. Не дайте поймать себя в сети лжи, обещаний и демагогических рассуждений о воинском долге! Не станьте слепым орудием преступной воли авантюристов, поправших Конституцию и законы СССР. <…>
Над Россией, над всей страной сгустились тучи террора и диктатуры. Они могут превратиться в вечную ночь…»
Из обращения Ельцина к москвичам, 19 августа, 19.00:
«…Налицо тягчайшее преступление — измена народу и Конституции страны. Действия путчистов направлены на демонтаж нарождающейся демократии и возврат к тоталитаризму. Члены комитета — главные виновники тяжелейшего кризиса в обществе — действуют как политические авантюристы. Захваченная силой власть в их руках обернется большой бедой для нашего многострадального народа, приведет страну к полной катастрофе. Еще нигде и никогда не удавалось решить экономические и политические проблемы с помощью оружия и насилия…»
Выдержки из документов хорошо иллюстрируют нервную обстановку в первый день «переворота». Писавшие эти тексты явно не знали обстановки и рассчитывали напугать оппонентов. При этом ни у ГКЧП, ни у ельцинистов никакой позитивной программы не было. Они не знали, что произойдет завтра или даже через полчаса.
События развивались как бы сами собой, без участия высших должностных лиц государства, обязанных держать ситуацию под контролем. Государство куда-то исчезло, а истосковавшаяся по прямому действию стихийная оппозиция выплеснулась на улицы, не имея ни лидеров, ни понимания, что же делать.
Политизированная прослойка столичной публики рванулась на митинги, которые некому было организовывать. Их активность подхлестнули бронетранспортеры и танки, появление которых вызвало бурю негодования еще до того, как прояснились намерения военных и поставленные им задачи. Военная техника ожидалась только в составе карательной экспедиции против демократии. Интеллигенция мечтала пострадать. Но все же бдительно следила за настроениями военных. Чуть что — и толпа бы бросилась врассыпную. Но военные сами были растеряны, вовсе не собираясь давить людей бронетехникой.