Идея сильной исполнительной власти родилась почти сразу же после того, как носители либеральной идеологии получили в руки рычаги реальной власти. Им сразу же стала мешать система народного представительства. Ликвидацию народного представительства они и выдавали за сильную власть.
Сила исполнительной власти, добытая когда-то в уличных и закулисных боях большевиками-коммунистами и переданная в наследство либерал-большевикам, вовсе не означала установления исполнительной дисциплины, высокой степени управляемости, верности закону.
Поверхностно и односторонне усвоенные общественные теории всегда превращаются в живой практике в собственную противоположность. Либерализм готов был трансформировать свои установки, лишь бы удержаться у власти – сначала требовать погрома государства, выступать против естественных административных функций, потом (после захвата власти) объявлять, что нужно «насаждать» определенные ценности административными средствами. А потом уже обходиться и без всяких ценностей.
Либеральная диктатура оказалась такой же, как и пролетарская – не ограниченная никаким законом, основанная только на насилии.
Российские либералы построили из мифов о парламентаризме и законности, свободе и силе, федерализме и многопартийности государственную утопию, подлую по своей политической и социальной базе, лживую и абсурдную по своему политическому оформлению, разрушительную по результатам.
Как мы видим, иерархия ценностей либералов строится, начиная с собственного желудка, с собственной кухни. Полуживотный индивид помещается в центр системы ценностей. И это не случайно. Такова была традиция. Диссидентский комплекс зависти по отношению к Западу внешне выглядел так: права человека и общечеловеческие ценности, правовое государство и принцип «разрешено все, что не запрещено законом», постепенно превратившийся в принцип: «разрешено все».
При реализации этого принципа на первом месте всегда гуманизм и приоритет прав личности над правами государства. Введение российской номенклатурой второго эшелона КПСС и российской либеральной интеллигенцией (одними в корыстных целях, другими – в рамках собственного понимания смысла демократии) этого ключевого элемента диссидентских ценностей в практику государственного управления привело Россию, без всяких промежуточных стадий, от тотального вмешательства государства во все сферы деятельности гражданина к тотальному игнорированию тем же государством собственных обязательств по обеспечению благополучия и защищенности граждан. Животный инстинкт оказался жестоко обманут. Того государства, в котором полагалось хоть изредка приводить в порядок вицмундиры чиновничества и проявлять внимание к бедам людским, уже не существует. Но остается мечта о таком государстве, в которой либералы кухонного уровня продолжают упорствовать.
Другой стороной процесса внезапного отпадения государства от общества стало усиление потребительских настроений, обострившихся в связи с широкомасштабными акциями по введению разнообразных льгот, которые, тем не менее, не были в состоянии покрыть даже минимальных потребностей «осчастливленных» категорий населения. Реформаторы обещали наступление быстрого изобилия (или, по крайней мере, обещали короткий путь к изобилию). Поэтому требование льгот стало интерпретироваться как правозащитная деятельность. Либеральные теоретики как участники и исполнители этого абсурда, очевидно, не могут видеть истинных причин обострения социального конфликта, сочетая свою правозащитную риторику с поддержкой общего курса грабительских реформ.
Перейдем к идеологическому принципу «общечеловеческих ценностей». Даже временное воплощение этого принципа обернулось для России идеологическим СПИДом – разложением защитных механизмов государства, оберегающих интересы общества и предохраняющих его от распада. По сути дела, в системе государственной власти возник целый слой чиновников либерально-номенклатурного толка, для которых «общечеловеческие ценности» имели приоритет перед государственными интересами. За вывод войск с территорий других стран, за обвальное разоружение, за вспыхнувшие региональные конфликты, за исчезновение рынков сбыта и разрушение экономических связей заставили расплачиваться именно Россию, российских граждан.