Потом отличился еще один из нашей компании – Малик. Дело было так, что нас ним послали на грузовичке привезти, не помню уж точно – то ли трубку-красномедку, то ли несколько мешков с гайками да фиттингами. Поехали мы километров за сто на другую КаЭс. Да выпросили у местного паренька Виталика ружье-одностволку и несколько патронов с крупной дробью. Едем по степи, едем, смотрим из кузова по сторонам. И вдруг увидели на дороге казахскую антилопу сайгака. Он, вообще говоря, считается нынче как “находящийся под угрозой“. Их уже и к началу ХХ века хорошо поистребили. Но как раз в середине 60-х развелось их немало по всей казахской степи.
Вот мы на одного и наткнулись. Заорали дурным голосом шоферу: “Догоняй!“ Да он уж и сам сообразил, начал газовать за сайгаком. Тут был самец, потому как с рогами. Гнались минут десять на скорости больше 60 километров. Я и сам про себя знаю, что стрелок неважный. Без слова уступил одностволку Малику. Но его же в кузове мотает, того гляди, что вылетит на дорогу. Так что он прижался к переднем борту, пытается прицелиться, но не очень получается. Я его сзади обхватил, притиснул к борту. Он, наконец, что-то выцелил, нажал на спуск. И, не поверите, попал. Горд был, конечно. Малик-то по-арабски значит принц. Вот, вроде как подтвердил. Да, сегодня был Его день!
Закинули мы антилопу в кузов, довезли до нашего вагончика, отрезали водителю его долю. И начали обсуждать – что делать с остальным. Мяса-то там осталось килограмм двадцать. Разумеется, понабежало к нам море советчиков. Все упирают, что надо сварить. А я вспомнил, что читал у Жюля Верна да Майн Рида, стою на своем – пожарить надо. Пошли на компромисс – ногу запекли на костре, а остальное в ведра и варить. Как свежевали, совсем не помню, я это и умею не очень. Одно осталось в памяти, что сайгак горбоносый, но если на его нос нажать, то все мягкое и проваливается аж до челюсти.
В этот вечер тоже наелись до изумления. Кстати и захмелились, много нашлось доброхотов из монтажников, приходивших к нам с бутылкой дать совет, как с добычей обходиться. Тут как человека не пригласить к столу. Единственно, всех посылали в ихние вагончики за ножами, тарелками, ложками и вилками.
Но как бы не наелись – а брюхо добра не помнит. Через пару дней мясное изобилие закончилось, а денег больше не стало. А есть все одно надо. Наши приятели-монтажники рады бы нам помочь, как они говорили. Но денег и у самих на нуле. Мы, кстати, обратили внимание на странную особенность, среди наших временных коллег было немало и москвичей, и ленинградцев. Но прописаны они были все в каких-то маленьких городках Ярославской и Костромской областей. Тут все понятно. Москва, Ленинград, Киев, Минск для прописки после отсидки закрыты. Их и прописывали во всяких Нерехтах и Даниловых. Ну, не все, конечно. Вот бригадир Боря зоны не видал, приехал после техникума из Краснодарского края. Удивил он нас тем, что чая совсем не пил, а все вспоминал трехлитровые банки своей мамы с закатанным компотом.
Бывшие зэки и вообще монтажники оказались довольно симпатичными ребятами, но, как говорят, “без царя в голове“. Что и понятно при их кочевой жизни. Это были не профессиональные урки, а люди, попавшие по дурости либо несчастью под правосудие. Ну, дальше закон не разбирает – раз сидел, то в столицы тебе хода нет. Они нас выучили своей песне: “Мы с тобою, друг, монтажники. Вся наша жизнь – езда. Нас встречают и разлучают стуком колес поезда ... “ .
Давали они нам советы. Например, удавить какую-нибудь собаку, вот и мясо. Но мы к этому были все же не готовы. И я задумался о гусе. Малик уже отличился, теперь была моя очередь. Благо, за мной, как рассказано выше, был некоторый опыт еще со школьных времен. Дело в том, что, как уже упоминалось, не так далеко было сельцо Копинское. Делилось оно на три конца. На одном жили казахи, на другом русские, а на третьем высланные сюда во время войны немцы. При раздумьях стало понятно, что идти на дело нужно ближе к русскому концу.
У казахов гусей нет, у них бараны. А это уже другая статья по Кодексу, с другим сроком. Да и как его, барана, хватать, нужно, наверное, тут же горло перерезать. Крови будет море, да и не умеет никто из нас. У немцев гусей много, но у них же, надо полагать, считанные. Выследят, придут к вагончику, греха не оберешься. А у русских и гуси есть, и никто их не считает, разве что раз в полгода.
Пошли опять мы с Маликом. Дело было в воскресенье, когда все с утра бухают. Идем, я с высоты своего опыта читаю сотоварищу лекцию на тему, соответствующую названию рассказа. То есть, о технике гусекрадства. Кроме личного знакомства с темой я в разных местах еще наслушался советов на эту тему. Собрал информацию, проанализировал и теперь излагаю приятелю, Нашли мы проволоку, как мне советовали опытные люди, “не сталистую“. В смысле, не жесткую, легко изгибающуюся, не ту, что идет на пружины. Далее, на конец проволоки привязывается гайка потяжелее. Берешь, стало быть, кусок проволоки с гайкой длиной метра два с половиной-три, идешь с задумчивым видом, типа играешь этой проволокой, помахиваешь гаечкой. Гусь тебя увидит, будет шипеть, показывать свое доминирование на местности. Тут надо накинуть свою проволоку ему на шею, как латиноамериканцы свои бола на страусов. И дернуть на себя. Гусь и ... тово. Твой, значит.