Когда рота перебжала черезъ мостъ, Чеченцы были отъ нея уже гораздо дале ружейнаго выстрла, но, не смотря на то, между нашими показался дымокъ, другой, третій, и вдругъ бглый огонь по всему фронту роты. Звукъ этой трескотни выстрловъ секундъ черезъ 50, къ общей радости толпы зрителей, долетлъ до насъ.
– Вотъ она! Ишь пошли! Пошли, пошли-и! На утекъ, – послышались7 въ толп хохотъ и одобренія.
– Ежели-бы, то-есть, постепенно отрзать ихъ отъ горъ, не могли бы себ уходу имть, – сказалъ балагуръ въ синихъ штанахъ, обращавшій своимъ разговоромъ вниманіе всхъ зрителей.
Чеченцы, дйствительно, посл залпа поскакали шибче въ гору; только нсколько джигитовъ изъ удальства остались сзади и завязали перестрлку съ ротой. Особенно одинъ на бломъ кон въ черной черкеск джигитовалъ, казалось, шагахъ в 50-ти отъ нашихъ, такъ что досадно было глядть на него. Не смотря на безпрерывные выстрлы, онъ разъзжалъ шагомъ передъ ротой; и только изрдка около него показывался голубоватый дымокъ, долеталъ отрывчатый звукъ винтовочнаго выстрла. Сейчасъ посл выстрла онъ на нсколько скачковъ пускалъ свою лошадь и потомъ снова останавливался.
– Опять выпалилъ, подлецъ, – говорили около насъ.
– Вишь, сволочь, не боится. Такое слово знаетъ, – замчалъ говорунъ.
<– Задло, задло, братцы мои, – вдругъ послышались радостныя восклицанія: – ей Богу, задло однаго! Вотъ важно-то! Ай лихо! Хоть лошадей не отбили, да убили Чорта однаго. Что, дофарсился, братъ? – и т. д. Дйствительно> Между Чеченцами вдругъ стало замтно особенное движеніе, какъ будто они подбирали раненнаго, и впередъ ихъ побжала лошадь безъ сдока. Восторгъ толпы при этомъ вид дошелъ до послдних предловъ – смялись и хлопали въ ладоши. За послднимъ уступомъ Горцы совершенно скрылись изъ виду, и рота остановилась. —
– Ну-съ, спектакль конченъ, – сказалъ мн мой знакомый, – пойдемте чай пить. —
– Эхъ, братцы, нашего-то, кажись, однаго задли, – сказалъ въ это время старый фурштатъ, изъ подъ руки смотрвшій на возвращавшуюся роту: – несутъ кого-то.
Мы ршили подождать возвращенія роты.
Ротный командиръ халъ впереди, за нимъ шли псенники и играли одну изъ самыхъ веселыхъ, разлихихъ кавказскихъ псенъ. – На лицахъ солдата и офицера я замтилъ особенное выраженіе сознанія собственнаго достоинства и гордости.
– Нтъ ли папиросы, господа? – сказалъ N, подъзжая къ намъ: – страхъ курить хочется.
– Ну что? – спросили мы его.
– Да чортъ бы ихъ побралъ съ ихъ лошадьми <паршивыми>, – отвчалъ онъ, закуривая папиросу: – Бондарчука ранили.
– Какого Бондарчука?
– Шорника, знаете, котораго я къ вамъ присылалъ сдло обдлывать.
– А, знаю, блокурый.
– Какой славный солдатъ былъ. Вся рота имъ держалась.
– Разв тяжело раненъ?
– Вотъ-же, на вылетъ, – сказалъ онъ, указывая на животъ.
Въ это время за ротой показалась группа солдатъ, которые на носилкахъ несли раненнаго.
– Подержи-ка за конецъ, Филипычь, – сказалъ одинъ изъ нихъ: – пойду напьюсь.
Раненный тоже попросилъ воды. Носилки остановились. Изъ-за краевъ носилокъ виднлись только поднятыя колна и блдный лобъ изъ-подъ старенькой шапки.