– Пудрик, заткнись, – проворковала медсестра, поправила Рогову одеяло и тихонько вздохнула. – Растроение личности… То он крейсер, то директор супер-пупер службы знакомств, то глава “Газпрома”. Сильно ему башку отбили, сильно…
– Нанесение тяжких телесных повреждений? – осторожно спросил Вася и попытался вспомнить соответствующую квалификацию преступления из Уголовного Кодекса. – Я детектив, знаю. Статья сто двадцать вторая, пункт два? [Ст. 122 УК России – это “Заражение ВИЧ-инфекцией”, пункт 2 – “лицом, знавшим о наличии у него этой болезни”. Умышленное же причинение тяжкого вреда здоровью – это ст. 111 УК России]
– Она самая, – фельдшерица погладила Рогова по плечу. – И тебя, Холмс, вылечим…
В общем на пятерых оперативников кабинете, захламленным различными вещдоками и еще не сданными бутылками, сидел грустный старший лейтенант Игорь Плахов.
Утром он на спор со своей очередной девушкой съел три куска намазанного гуталином хлеба и теперь мучался животом.
“Наверное, хлеб был несвежий”,– печально размышлял старший лейтенант, глядя на покрытую грязно-бежевыми разводами стену кабинета.
– А-а, мужики, привет,– простонал Плахов, завидев Соловца и Казанову.– Бисептольчика нет?
– Нет,– в унисон ответили майор и капитан.
– И у вас нет.– Старлей печально уставился в пол.
Соловец бросил замызганную куртку на спинку стула, включил настроенный на частоту “Азии-минус” радиоприемник и уселся напротив Плахова.
– Игорек, у нас мероприятие…
– Какое? – заныл старлей, мечтающий лишь о том, чтобы тихо и незаметно умереть, а не участвовать в очередной попойке или сидеть в засаде.
– Такое! – Казанцев взгромоздился на стол.– Труп у нас на территории, вот что…
Однако сие сообщение не возымело никакого эффекта.
Плахов как пребывап в прострации, так и продолжил в ней пребывать. На все трупы в мире ему было плевать с высокой колокольни, ибо посторонние покойники ничто в сравнении с бурчанием и резями в собственном животе.
– Тяжелый случай.– Казанова оценил состояние коллеги и повернулся к Соловцу. – Чо делать будем, Георгич?
– Лечить,– ответил майор и обратил свой взор на любимую им резиновую дубинку.– Я где-то читал, что удар по почкам заменяет кружку пива. Денег на пиво у нас нет, а угостить товарища нужно. Отсюда вывод…
– Георгич, может, не надо? – встрепенулся Плахов.
– Тогда соберись и слушай…
– Ладно.– Старлей выбрал между “угощением” и необходимостью участвовать в разговоре.– Какой труп, кому поручено?
– В том то и дело, что никому.– Соловец наклонился поближе к Плахову.– Труп в таком месте, куда никто не ходит… Но на нашей территории.
– Плохо,– сообразил старлей.
– Однако есть и положительный аспект,– изрек Казанова.– До границы с соседями – не больше пятидесяти метров…
– Это хорошо,– согласился Плахов.
– К сожалению, местность открытая,– доверительно сообщил Соловец.
– Это плохо,– огорчился старший лейтенант.
– Но скоро ночь и фонари там горят через один,– вставил словечко Казанова.
– Это хорошо,– приободрился Плахов.
– Хотя по той улице часто проезжают патрули,– заявил майор.
– Плохо,– насупился оперативник.
– Патрульные обычно пьяные,– молвил капитан.
– Это хорошо,– сообразил старлей.– И что ты предлагаешь?
– Их надо отвлечь, пока мы будем перетаскивать труп,– сказал Соловец.
– Мне?
– Тебе,– Майор положил Плахову руку на плечо.– С Казановой мы уже все обсудили.
– А как отвлечь-то?
– Будешь стоять на углу и, если заметишь чужую машину, пальнешь по ним из ракетницы и побежишь,– Казанова озвучил план.– Ракетницу искать не надо, вон она валяется…
Старлей наморщил лоб и погрузился в размышления.
– Новый мировой рекорд установил пассажир трансатлантического авиарейса Санкт-Петербург – Нью-Йорк, житель нашего города, заслуженный контр-адмирал, бывший начальник штаба Арктического флота и, по совместительству, помощник представителя президента по Северо-западному региону Мойша Опанасович Моцык-оглы,– поведал диктор “Азии-минус” в перерыве между заказанными правильными радиослушателями песнями “Эй, ментяра, продерни в натуре…” и “Эй, ментяра, продерни в натуре…” в повторе.– Он провел двенадцать тысяч километров верхом на унитазе, перед полетом съев купленную в аэропорту дыньку…
Плахов резво вскочил со стула:
– Я сейчас! – и пулей выскочил в коридор.
Соловец и Казанцев переглянулись.
– Молодой еще,– покачал головой начальник “убойного” отдела.– Его еще учить и учить…
The truth is out here
[The truth is out here – Истины здесь нет ( англ .)]
Мартышкин вылез из сверкающего черным лаком удлиненного “запорожца-ушастика” за квартал до нужного дома, добрел до пивного ларька напротив парадного, где по последним сведениям проживал Беркасов, и, чтобы не привлекать к себе внимание прохожих, по-пластунски пересек улицу и залег в сугробе возле металлической входной двери.
Следующие час и пятнадцать минут младший лейтенант провел в ожидании кого-нибудь из жильцов, так как самостоятельно справиться с кодовым замком у Сысоя не получилось.
Дважды к неподвижному телу пытались пристроиться пробегавшие мимо озабоченные кобели, но стажер стоически не обращал на псов внимания, сосредоточенно взирая на дверь.
Наконец железная створка приоткрылась, в щель на секунду высунулась голова в темной шапочке, оглядела окрестности и исчезла. Дверь легонько стукнула об косяк, однако замок не защелкнулся.
Бравый милиционер воспрял духом, выбрался из сугроба, подобрался к двери, дернул ее на себя, переступил порог и сделал шаг навстречу вылетающему из темноты кулаку…
Однажды майор Соловец был в командировке в братской Беларуси.
Там он, разумеется, нажрался до положения риз на банкете по случаю успешного завершения совместной операции минской и питерской милиций, в финале которой был задержан известный мошенник, выдававший себя за однояйцевого, в буквальном смысле этого слова, брата-близнеца российского Президента и сшибавший деньгу на подарок “родственнику”. Укушавшийся Соловец буянил, кидался на коллег, сорвал и выбросил в окно волосяную накладку с плешивой головы заместителя министра внутренних дел России, возглавлявшего, в силу важности правонарушения, оперативно-поисковую группу, приставал к официанткам, танцевал гопак в обнимку с зачем-то доставленным на празднование задержанным, спустил в унитаз разодранные в мелкие клочья протоколы допросов свидетелей мошенничества, трижды скатывался по лестнице со второго этажа и напоследок получил по харе от распорядителя фуршета.
Под утро заслуженный “убойщик” пришел в себя на скамейке в каком-то парке.
Свежий ночной воздух оказал на майора вполне благостное действие и, очнувшись, он почувствовал себя более-менее нормально. Но при этом он совершенно не представлял, куда его занесло. Тогда Соловец медленно потопал по еле различимой в густом тумане тропинке, которая, если исходить из логики, рано или поздно должна была вывести его на центральную аллею или к воротам парка.
Внезапно позади майора послышались шаги, и в клочьях тумана он увидел голову белой лошади, меланхолично взирающей на сильно помятого питерского мента.
– Здравствуйте,– мужским голосом сказала белая лошадь.
– Э-э-э, здравствуйте,– ответил Соловец, лихорадочно припоминая свой личный опыт прихода белой горячки и наиболее частые преследующие людей в погонах галлюцинации, список которых был им выписан из методического пособия для врачей “скорой помощи”.
– Вы откуда будете? – вежливо поинтересовалась белая лошадь.
– И-и-з П-питера,– задрожал майор, нащупывая в кармане сигареты, зажигалку и все остальные предметы, обычно просимые по ночам в безлюдных местах и служащие прелюдией к основной части действа, когда жертву весело пинают ногами.
– А вы, случайно, не пьяный? – усомнилась лошадь и фыркнула.
– Да ни в одном глазу! – храбро соврал Соловец и яростно поморгал, надеясь, что животное исчезнет.