– Свинство,– согласился Казанцев, глядя на валяющегося в отрубе капитана, которого начальник дежурной части перетащил в коридор, предварительно от души попинав ногами, и на обломки табуретки, видные сквозь приоткрытую дверь туалета.
К двум беседующим милиционерам подошел одетый в серую дубленку молодой человек, с легкой улыбкой посмотрел на Ларина, одежда которого была украшена отпечатками сапог Чердынцева, и обратился к майору:
– Скажите, а дознаватель Безродный вообще-то сегодня появится? Я его уже четвертый час жду.
– Появится, появится,– раздраженно отмахнулся начальник дежурной части.– Идите и сядьте на место. Не мешайте работать.
Наряд ППС и прибывшие из РУВД начальник ОУРа, судмедэксперт и водитель только удивленно закачали головами, когда представившийся актером Андреем Врубелем-Гуашко замызганный донельзя носатый человечек начал свое повествование.
– Не трогайте его,– жалобно поскуливал Андрей.– Убогий он, с головой совсем плохо… Псих, одним словом. Вообразил себе неизвестно что, вот я с ним и мучаюсь. И послать его подальше не могу. Контракт! – Актер потеребил серьгу.– Мне три месяца осталось. Потом – все! Уйду. Не могу больше. Я ж актер, а не нянька! Мне Треплева и Чацкого играть надо! Меня сам гениальный Абортко к себе приглашал! – Врубель-Гуашко с придыханием назвал фамилию режиссера, снявшего сериал “Гоп-стопный Петроград” и искоса посмотрел на милиционеров, ожидая восторженной реакции.
Но ее, к величайшему недоумению актера, не последовало.
С многосерийным творением режиссера Абортко сотрудники Выборгского РУВД не были знакомы, ибо телевизор не смотрели, занятые более важными делами – разработкой рецептов самогона, внимательным изучением карманов задержанных и участием в различных коллективных дегустациях.
– А я вместо всего этого с дебилом по городу бегаю. – актер совсем сник.
– Погоди.– Пыл погони прошел, и Соловец был более-менее спокоен и рассудителен.– Давай по порядку. Кто он такой, и что за контракт?
– Его действительно зовут Алексей Перчиков.– Врубель-Гуашко понял, что бить его пока не собираются.– Он сын одного бизнесмена. Крупного. Очень. Топливным бизнесом занимается… Ну, вот. Два года назад у сынули съехала крыша. Видимо, слишком много смотрел боевиков и слишком долго играл в компьютерные стрелялки. В одно утро проснулся – и финиш… Никого не узнает, орет, что он – агент то ли ФСБ, то ли ФАПСИ, то ли ГРУ, и требует, чтобы ему дали спецзадание.
– Может, он так от армии косит? – глубокомысленно предположил пузатый патрульный.– Вон, лось какой здоровый. Прямая дорога в десант или в морпехи. И в горы, на Кавказ, чичеров гонять,– сержант вспомнил сентенции Соловца.
– Не, какой там! – печально отмахнулся актер.– Его папахен давно весь горвоенкомат купил и сынишку отмазал. Типа, близорукость, плоскостопие, эпилепсия и энурез вкупе с хронической диареей.
– А он, случайно, никакого тяжкого преступления не совершал? – прищурился измазанный в алебастре Крысюк, желая внести посильную лепту в разговор и заявить о себе не только как о простом водителе ментовского “козла”, но и как о человеке с дедуктивным складом ума, не зря пошедшим срубать капусту мизерного оклада в разветвленную правоохранительную систему.– А то ведь как бывает – убьет кого-нибудь, а потом типа за хулиганку попадает и – кранты. Распространенное явление, доложу я вам…
– Ничего подобного убийству или другому тяжкому преступлению он не делал,– раздраженно застенал Врубель-Гуашко.– Максимум – это как раз мелкое хулиганство. Но его родня за такие вещи платит. И платит хорошо…
– Это к делу не относится.– Соловец заметил, как при упоминании о деньгах радостно заблестели глаза коллег.– Так что произошло после того, как он окончательно съехал с катушек?
– Сначала месяц лежал в больнице,– разъяснил актер.– Однако никаких сдвигов. Главврач и решил, что лучшей терапией для этого придурка будет амбулаторный режим и создание вокруг него той атмосферы, что он сам себе придумал. Кстати, а он сейчас без сознания? – осторожно поинтересовался Врубель-Гуашко.
– Точняк,– подтвердил старший наряда ППС.– С полчасика еще проваляется.
– Можно вашу дубинку? – попросил актер.
– Пожалуйста,– с несвойственной ему вежливостью отреагировал сержант.
Врубель– Гуашко взял резиновую палку, встал, подошел к распростертому телу и несколько раз перетянул “изделием номер один” Перчикову по спине.
Тот, не открывая глаз, чему-то улыбнулся.
– Полегчало? – осведомился пузатый пэпээсник.
– Еще как! – Врубель-Гуашко вернул дубинку сержанту, сел и закурил, блаженно прикрыв глаза.– Давно мечтал… Только вот случая не представлялось.
– За отдельную плату мы можем его так обработать…,– хохотнул, подмигивая, старший наряда ППС.
– Закончили базар,– поморщился Соловец, вернувшийся в разговор из тяжкого мира дум, где он прикидывал, как вечером накажет Хулио.– Так что было после выхода этого типа из больницы?
– Создали ему атмосферу,– вздохнул Врубель-Гуашко.– Напечатали десяток ксив, а, чтобы за ним присмотр был, наняли меня… Вот и мотаюсь туда-сюда, дурака своего из передряг вытаскиваю и слежу, чтобы он чего-нибудь серьезного не напортачил. Он думает, что я его напарник, майор Зеленкин.– Актер опять тяжело вздохнул и показал сидящим на ящиках и досках милиционерам аналогичное удостоверение, что те уже видели у сумасшедшего “агента”.– Тоже “сотрудник Федерального Бюро Национальной Безопасности России”.
– Дела-а-а,– протянул Кабанюк-Недорезов.
– Это еще не все.– Врубель-Гуашко почмокал обветренными и потрескавшимися губами.– В параллель со всей этой фигней мой подопечный думает, что он популярный актер. Звезда телесериалов про спецназовцев и кумир театралов, мать его… Рвется на сцену, худруки всех питерских театров от него уже бегают.
Стражи порядка сочувственно закивали головами.
– Не дай Бог сына-актера,– согласился Крысюк.
Метрах в десяти прямо перед Плаховым раздались тяжелые шаги и недовольное сопение.
Игорь отвел за спину закрепленный на деревянном черенке лист дюралюминия размером метр на полметра, дождался, когда неизвестный приблизится на расстояние вытянутой руки и изо всех сил, молодецки хекнув, двинул лопатой плашмя сверху вниз…
Лучше подло, чем никогда
Дукалис, очухавшийся после вынужденного пребывания в полувысунутом из окна виде, поднес к уху коробок и потряс головой.
Ни звука.
Спичек не было.
Оперуполномоченный открыл коробок, внимательно осмотрел на два десятка деревянных палочек с серными головками, закрыл коробок, снова поднес его к уху, и опять потряс головой.
Тот же результат, что и в прошлый раз.
Дукалис тихонько застонал, отложил коробок, уставился на только что распечатанную пачку сигарет “Мужик”, лежащую рядом с ополовиненной бутылкой кислого пива “Клинское”, и пригорюнился.
Очень хотелось курить…
Дверь в кабинет широко распахнулась, и на пороге материализовались Казанцев с Чердынцевым, на плечах которых висел помятый обессилевший Ларин.
У Чердынцева голова была украшена чалмой из мокрого полотенца, благодаря которой майор напоминал упитанного, но сильно пьющего сикха [Сикхи – народность в Индии].
– О, Казанова! – обрадовался Дукалис.
Начальник дежурной части и выписавшийся из больницы капитан положили Ларина в угол и примостились у гостеприимного стола.
Казанова выставил на стол две бутылки розового портвейна “Массандра” и тут же поведал коллегам о незабываемом эротическом вечере, случившемся у него три дня назад.
Она – длинноногая блондинка лет девятнадцати с бархатной загорелой кожей, с пятым номером бюста, в красивейшем кружевном нижнем белье, на роскошной широкой кровати под балдахином.
Он – в семейных трусах, с биноклем, босиком, на лестничной площадке дома напротив…