Участковый клацнул зубами, и укушенный в ягодичную мышцу майор с воплем подскочил.
– Грамотно,– Крысюк оценил прием инспектора.
Начальник ОУРа схватил Пуччини за грудки, вздернул вверх и швырнул вдоль стены.
– Осторожно! – закричал Чердынцев, но было поздно.
Участковый со всего маху протаранил свежевставленное стекло с надписью “Дежурный”, наполовину влетел в каморку Чердынцева и своротил кипевший на столе чайник вместе с тихо работавшей магнитолой, настроенной на частоту “Азии-минус”. В воздухе мелькнули ноги инспектора, он на секунду повис на конторке, а затем тяжело упал внутрь комнатушки.
Зазвенело.
– Дневной запас,– одними губами выдал бледный как смерть начальник дежурной части.
– Однозначно,– подтвердил Крысюк, втянув обеими ноздрями разлившийся в воздухе резкий и знакомый с детства запах красного вермута.
Упавшая на пол древняя радиола “Telefunken” без постороннего вмешательства самопроизвольно увеличила громкость, и веселый голос диктора самой популярной питерской станции объявил:
– Очередное эпохальное открытие совершили юные биологи из местного отделения национал-большевистской партии – они скрестили кролика с кротом. Получившийся зверек практически ничего не видит, но вот если уж он кого-нибудь нащупает!…
Засор в туалете на втором этаже пробивали долго и мучительно.
Сантехники, чьей сосредоточенности и одухотворенности могли бы позавидовать крупнейшие мировые ученые, неторопливо ковыряли в трубе пятиметровым гибким штырем из витой стали с крючком на конце, слаженно работали вантузами, включали и выключали гудящий и мелко дрожащий аппарат непонятного предназначения, перекуривали, обменивались понимающими взглядами, словно хирурги в процессе операции по шунтированию сосудов сердца первому президенту России и, по совместительству, – одному из самых заслуженных алкоголиков на всем пространстве бывшего СССР, – вздыхали, снова брались за вантузы, простукивали трубы, приложив ухо к холодному мокрому металлу, горестно качали головами, опять перекуривали, запихивали в сливы унитазов шланги и подавали в них сжатый воздух, отфыркивались, когда их окатывало водой, бегали на верхний этаж и били там киянкой по торцу старого чугунного стояка, отгоняли от туалета любопытствующих сотрудников, высокомерно цедили непонятные словосочетания типа “крестовина фановой трубы”, отхлебывали из канистры со свекольным самогоном, благоразумно прихваченной с собой одним из водопроводчиков, открывали и закрывали вентили, и так далее.
Но засор как был, так и оставался…
Ларин, который после непродолжительного сна стал немного соображать, с полчаса понаблюдал за работой сантехников и удалился вниз, дабы принять участие в обсуждении проблемы нового стекла в окне дежурки и тех санкций, что Соловец намеревался наложить на Пуччини…
– А че это здесь? – “индус” Рогов, очухавшийся после того, как доведенный до бешенства его стенаниями Плахов отметелил напарника образком какой-то доски, поковырял пальцем трухлявый ящик. – Ого! Тут бутылки!
– Небось, скипидар или олифа. – Игорь отвернулся.
– Посвети, а?
– Не буду…
– Ну, посвети! – умоляющим голосом прогундосил Васятка.
– Ладно…, – Плахов чиркнул колесиком зажигалки.
– “Ркацители”! – выдохнул Рогов, прочитав название на криво наклеенной на бутылку этикетке. – Игорян, это же “Ркацители”!
– Погоди-ка, – Плахов оттолкнул Васю и разломал ящик. – Точно, – в голосе старшего лейтенанта зазвучали почтительные нотки. – Сколько ж тут его?
– Стратегический запас, на случай войны, – со знанием дела произнес Рогов. – Не меньше тыщи бутылок. И все – наши…
– Сухарем [Сухарь – сухое вино (жарг.)]особо не разговеешься, – проворчал Плахов. – Но, за неимением гербовой, будем пить простую… Штопор не потерял?
– Обижаешь! – расплылся в улыбке Рогов, сноровисто извлекая из кармана швейцарский армейский нож со множеством лезвий и других полезных приспособлений, экспроприированный Васей у посетителя, полгода назад пришедшего в РУВД с заявлением об исчезновении соседа по коммунальной квартире.
Заявление давно куда-то подевалось, пропавшего никто не искал, сосед его тоже больше не появлялся, а вот нож верно служил сплоченному оперскому коллективу…
Следующие два часа “убойщики” пили кислое вино, пели песни, отдавая предпочтение эстрадным номерам из мюзикла “Нотр-Дам” и ради развлечения швыряли пустые бутылки вдоль по коридору.
Одна из бутылок попала в многострадальный лоб подполковника Петренко, пришедшего в себя после второго удара одной и той же лопатой, и тихо, на карачках, пробиравшегося в темноте на исторгаемые оперативниками звуки…
Наконец “Ркацители” пересилило организмы стражей порядка и Плахов с Роговым вповалку заснули рядом с пирамидой ящиков, выводя носами замысловатые рулады.
В холле перед “обезьянником” было довольно весело, ибо там собрались почти все могущие самостоятельно держаться на ногах сотрудники РУВД, а вопли начальника ОУРа сопровождались комментариями злорадствующих задержанных.
Соловец, как ярый сторонник соблюдения законности, устроил над участковым самый натуральный суд, в котором сам играл роль прокурора-обвинителя.
Судьей был назначен Дукалис, народными заседателями – Кабанюк-Недорезов и Геков, адвокатом обвиняемого – Удодов, судебным приставом – Чердынцев, а Крысюк, Твердолобов, Казанцев и еще два десятка оперов, дознавателей и пэпээсников изображали зрителей.
Самого Пуччини, дабы соблюсти все процессуальные нормы, затолкали в пустующую ячейку “обезьянника” и заперли, отобрав ремень и вытащив шнурки из ботинок. Задержанные алкоголики встретили временное заключение участкового радостными воплями и одобрительными аплодисментами. Особенно наглый бухарик из соседней ячейки даже попытался смазать Пуччини по физиономии, просунув руку между прутьями решетки, но бдительный сержант из “конвоя” пресек это безобразие, приложив к железным прутьям электрошокер.
Бухарик угомонился.
Правда, участковый тоже получил разряд, так как в этот момент держался за единую с прутьями металлическую основу узких нар.
– Попрошу тишины в зале! – Дукалис постучал ладонью по столу и поправил сварганенную из пыльной розовой портьеры судейскую мантию.– Обвинение, вам слово!
Соловец быстро прокричал список обвинений, начинавшийся с безобидной “обжираловки горохом” и заканчивающийся “нападением на старшего офицера милиции”, и потребовал применить к Пуччини меры физического воздействия вкупе со штрафом.
“Адвокат” Удодов с “прокурором” согласился и предложил, дабы не терять время, немедленно избить дубинками своего подзащитного.
“Народный заседатель” Геков выступил с инициативой повесить на участкового месячный план по задержанию минимум одного преступника в день, но был грубо оборван Соловцом, чьи подчиненные с трудом справлялись с расследованием даже двух преступлений в квартал. Тридцать задержанных злодеев в месяц означали паралич всей работы РУВД.
“Судья” Дукалис поддержал “прокурора” и дал Гекову подзатыльник.
Крысюк от имени общественности внес предложение лишить Пуччини зарплаты на полгода и на эти деньги покупать на всех разнообразные спиртосодержащие напитки. Мысль сержанта-водителя вызвала у собравшихся интерес и была признана отвечающей генеральной линии судебного процесса.
Ларин также не остался в стороне и намекнул на необходимость подкрепиться хотя бы пивом, чтобы не прерывать заседание. Чердынцев коротко кивнул и отправил двух ефрейторов за нужным продуктом, снабдив их деньгами, изъятыми у “подсудимого”.
Когда бутылки с крепким “Балтикой № 9” были принесены и откупорены, а жаждущему Пуччини показали фигу, в одной из клеток очнулся сильно помятый человек в разодранных брюках и женской кофте на голое тело, подобранный нарядом ППС возле салона эротического массажа, и стал биться об решетку, крича, что он тоже судья, желает присоединиться к коллегам и вместе с ними вынести участковому справедливый приговор. В качестве подтверждения своих слов алконавт достал спрятанное в ботинке полуразмокшее удостоверение и начал махать им перед носом удивленного начальника дежурной части.