Курсанты в толпе захихикали.
Чаплин понял, что в очередной раз сморозил какую-то глупость, и растерянно умолк.
“Обрезанных защищает! – злобно подумал похмельный юдофоб Любимов, в девичестве – Горелик. – У-у, сука пархатая!…”
И, не раздумывая, бросился вперед, вытаскивая на ходу “макаров” из наплечной кобуры и напрочь забыв, что перед ним – официальный представитель российского Президента…
Дальнейшее можно было бы описать фразой из лермонтовского “Бородина” – “Смешались в кучу кони, люди…”.
Жора бился аки лев, прорываясь к визжащему от испуга и застигнутому на месте приступом “медвежей болезни” Чаплину, но силы были неравны.
На хрипло орущего “Бей жидовского прихвостня!” майора-“убойщика”, разбросавшего худосочных курсантов, пытавшихся остановить “покушающегося на жизнь представителя Президента чеченского террориста”, и снесшего вставших на его пути сотрудников милиции, сразу с трех сторон набросились телохранители экс-генерала, вместе с ним скатились вниз по ступенькам крыльца, сбили с ног первые ряды пикетчиков, дали раскладной металлической дубинкой по буйной головушке, вырвали пистолет из скрюченных пальцев и сковали Жорины руки и ноги новенькими американскими “браслетами”.
Часть бодигардов поволокли бесчувственного Любимова к милицейскому УАЗику, остальные подхватили под руки охраняемую персону и увели ее внутрь особнячка менять испачканные портки…
Кто ходит в гости к мусорам, тот водку глушит по утрам…
– Эх, житуха, – посочувствовал коллегам Соловец, когда два экс-майора изложили истории своих злоключений. – Ладно, подумаем, чем помочь…
Присутствовавшие при этом душераздирающем повествовании и сидевшие на принесенных из коридора скамьях для посетителей Ларин, Рогов и Дукалис согласно покивали головами, а Анатолий с опаской покосился на начальника ОУРа.
– Нам бы дело какое-нибудь, – заныл Виригин. – Покрупнее…
– Дело – это хорошо, – согласился Рогов, вот уже с полгода не участвовавший ни в одном оперативном мероприятии, и все свое рабочее и большую часть свободного времени посвящавший то употреблению внутрь горячительных напитков разной степени нажористости, то связанному с этим употреблением хулиганству на правительственных дачах и в подъездах, то ознакомлению с достопримечательностями психбольницы, то беготне по темным подвалам.
– Но у нас все материалы дел пропали, – грустно вставил Дукалис.
– Куда? – не понял Любимов.
– Смыло могучим потоком. – объяснил Ларин. – Затопило нас. Напрочь. Вот все бумаги и гикнулись…
– А-а, понятно, – протянул Виригин, до которого дошла взаимосвязь царившего в РУВД крепкого сортирного амбре и отсутствием даже намека на документы во всех кабинетах, где им удалось побывать. – И че делать?
– Посидите пока, я мигом. – начальнику ОУРа пришла в голову какая-то мысль.
Соловец спустился в дежурку, отвлек Чердынцева от чтения статьи в журнале “Полный песец” – специализированном издании о правильном выкорме пушного зверя на домашней ферме, – и поинтересовался, не было ли за прошедшие два часа каких-либо заявок.
– Обижаешь, Георгич. – майор открыл на первой странице новенький гроссбух. – Целых три есть. Первая – о бисексуальном маньяке, вторая – звонил стукачок Волкова, верещал о какой-то готовящейся “заказухе”, и третья – о погроме в рюмочной…
– В какой рюмочной? – заинтересовался начальник ОУРа, предоставлявший “крышу” семи из полутора десятков крупнейших разливочных точек в районе, за что его там поили бесплатно.
– Да вон, напротив нас, – Чердынцев ткнул пальцем в окно дежурки. – Там до сих пор машутся…
Соловец обернулся и увидел толпу бухариков, валтузивших друг друга всего в десяти метрах от входа в РУВД, бегавших туда-сюда сквозь выбитые стекла витрин рюмочной и швырявших на проезжую часть стулья.
Сквозь двойные стекла в дежурное помещение доносились невнятные крики возбужденных алкоголиков.
– И че они орут? – меланхолично осведомился главный “убойщик” района.
– “Это был не Нескафе!” – процитировал Чердынцев. – Я на крылечко выходил, послушал.
– А чего ты патруль туда не пошлешь?
– Так нет же никого. – пожал плечами майор. – После вчерашней строевой все постовые – в лежку. Тут пока никто не объявлялся. Может, к обеду подтянутся…
– Мухомор тоже?
При упоминании подполковника Петренко Чердынцев побледнел и инстинктивно бросил взгляд на входную дверь:
– Не знаю, Георгич. Еще не было. И не звонил.
– Ну, и славно, – Соловец сел на край стола. – Давай, просвети меня насчет двух первых заявочек.
– А че тут просвещать? – буркнул начальник дежурной части. – Первая о том, что в районе объявился маньяк. Опять его видели, уж пятый раз за сутки. Пристает в неосвещенных местах к мужчинам и женщинам и просит, чтобы его отымели… Короче, маньяк довольно безобидный. Еще предлагает купить у него деревянный фаллоимитатор, и кричит, что он изготовлен в восемнадцатом веке. Пару раз получал по морде, но не успокаивается. Одет в солдатскую шинель и какую-то пижаму… Носит очки.
– Неинтересно, – начальник ОУРа покачал головой. – А вторая о чем? Что за “заказуха”?
– Да я откуда знаю? – разозлился Чердынцев. – Волков в больнице, а мне с его барабанами трепаться недосуг. Придурки малолетние… Клея нанюхаются, потом им киллеры по углам мерещатся.
– Ты мне тут не гони! – Соловец недобро блеснул глазами. – Забыл, как сам зебру по туалетам ловил? А потом это матрос оказался?
Чердынцев обиженно засопел.
– Ну, перепутал! Да, бывает! Сильно быстро он пробежал. И к тому же – в тельняшке. Ты, Георгич, старое-то не припоминай… Я тебе не мальчик, чай. Дам в рог – мало не покажется.
– Ладно, – примирительно сказал Соловец. – Не буду… Но че хоть барабан проблеял, не помнишь?
– Депутат какой-то деньги из Москвы повезет, – начальник дежурной части наморщил лоб, пытаясь напрячь свою память. – Вроде, из Госдумы, и переоденется бабой… Или он – баба, а мужиком нарядится? Эх, не помню… Вот его или ее и должны хлопнуть. Два киллера… Или три?… Или один киллер и два депутата?…, – Чердынцев замолк.
– Это все? – разочарованно спросил начальник ОУРа, выждав для приличия пару минут.
– Вроде да… Нет, погоди! – лицо майора озарила счастливая улыбка. – Вспомнил! С ним помощник будет.
– С кем – с депутатом или с киллером?
– С депутатом, конечно. Я даже фамилию его записал.
– Депутата?
– Нет, помощника, – Чердынцев покопался в кучке бумажек, сваленных в верхнем ящике стола. – Вот, нашел. Его фамилия – Линько. Зовут Бесланом.
– Ага! Это уже что-то, – обрадовался “убойщик” и достал из кармана ветхий органайзер. – Давай-ка я себе помечу… И ты черкани в журнале – ОУР, мол, взял дело на контроль. Когда, гришь, мочить должны?
– Да, вроде, сегодня вечером…
Когда Соловец вернулся к коллегам, то обнаружил их пьющими принесенный капитаном Казанцевым портвейн “777” и закусывавших его жаренными подсолнечными семечками из огромного, килограмма на два, кулька, свернутого из газеты “Час Треф”. Ни на что другое сие печатное издание все равно не годилось – статьи в нем печатались зело скучные и многословные, карикатур не было, бумага была слишком плотной и царапучей для использования ее в клозете. Но форматом “Час Треф” выгодно отличалась от других псевдодемократических листков.