– Какая фамилия у помощника? – пискнул из-под стола упавший туда Рогов, поудобнее пристраивая голову на плече храпящего Дукалиса.
– Линь-ко, – с расстановкой прочел Соловец. – Зовут Бесланом…
– Погоди-ка, – встрепенулся опоздавший из-за заклинившего в двери туалета замка и потому не видевший “учений” почти трезвый капитан Казанцев. – Линько?
– Линько, – подтвердил майор.
– Так я его знаю. Педик еще тот!…
Остававшиеся в вертикальном положении оперативники с интересом посмотрели на украшенного садо-мазохистским аксессуаром Казанову.
– Че ты имеешь в виду? – поинтересовался хрипатый Любимов.
– То и имею! – обозлился капитан. – Что сказал!
– А откуда ты знаешь? – не отставал Жора.
– Откуда надо!
– А-а-а, – ехидно протянул экс-майор. – Тогда я-я-ясно…
Казанцев не стал ждать развития оскорбительной для него, как для заслуженного гетеросексуала, темы, достал свою раскладную титановую дубинку и коротко, без замаха, засадил ею Любимову между глаз.
Жора без звука свалился на пол.
– Ты это… полегче, – мягко пожурил подчиненного Соловец, опасливо скосив глаза на казанцевское “орудие производства”.
– Не надо зарываться, – для всех разъяснил Казанова и спрятал дубинку.
С “голыбыми” капитан общался довольно часто, но только бухал.
– Так что там с Линько? – спросил Плахов.
– Он в соседнем доме живет. – хмуро сказал Казанцев, обитавший в коммунальной квартире почти в центре города, на набережной канала Грибоедова в доме под номером девяносто один.
– Как в соседнем? – удивился Соловец, неоднократно бывавший в гостях у сослуживца и смутно помнивший, что тот живет недалеко от Казанского собора. – Ты что, переехал?
– Почему? – растерялся Казанова.
– Дык я в ЦАБ [ЦАБ – Центральное адресное бюро, справочная для сотрудников правоохранительных и силовых структур]звонил, – пояснил начальник ОУРа. – Там сказали, что Линько живет где-то на Гражданке. У нас в районе. Я и обрадовался, что далеко ехать не нужно…
Капитан немного подумал, потеребил свой ошейник, вспоминая, не переехал ли он действительно на Гражданку, и отрицательно покачал головой:
– Не, Георгич, Линько точно в соседнем доме торчит. Я даже этаж знаю…
Казанова неожиданно умолк и посмотрел на товарищей по борьбе за законность тяжелым взглядом.
Но коллеги не стали интересоваться, откуда капитану известен этаж квартиры, где проживает “педик Линько”.
Оперативник облегченно вздохнул и продолжил:
– У нас он, небось, только прописан. А реально тусуется в квартире своего депутата.
– Депутат тоже педик? – заинтересовался Виригин.
– Не знаю. – зло насупился Казанцев и достал дубинку. – Почему ты спрашиваешь?
– Просто так! – испугался Макс. – Для общего развития!
– Если Линько живет на Грибонале [Грибонал – канал Грибоедова (питерский сленг)], то это многое меняет, – Соловец задумчиво побарабанил пальцами по столешнице. – Не наша территория… И не наша подследственность.
– Дык мы убийствами вообще не должны заниматься, – вмешался Плахов.
– То есть? – не понял майор.
– Мы ж по наркоте специализируемся, – в мозгах у Игоря что-то явно перемкнуло. – Ты – начальник ОБНОНа, я – твой зам.
– Понятно, – Соловец кивнул Ларину. – Налей ему пивка…
Андрей подумал, что “друг Георгич” говорит эзоповым языком и от души перетянул Плахова резиновой дубинкой по почкам.
Игорь свалился на пол рядом с Любимовым и захныкал.
– Блин! Зачем ты его?! – подскочил майор.
– Ты ж сам сказал…
– Я сказал – “налей пивка”! Ты что, уже не понимаешь, что тебе говорят?!
– Ладно, бывает, – мрачно отреагировал Ларин и склонился над Плаховым. – Извини, Игорян…
– Давайте к делу, – пробормотал из-под стола Рогов.
– Действительно, – поддержал коллегу Виригин. – Иначе мы так до завтрашнего дня не управимся…
Петренко ощупал перевязанную бинтами голову, тихонько застонал и выглянул на улицу.
За окном шли снег и ефрейтор Моромойко.
С третьего этажа РУВД из кабинета начальника ОУРа доносились невнятные крики и характерный звон сдвигаемых граненых стаканов.
“Работают…” – с неожиданной душевной теплотой, вызванной сотрясением мозга средней степени тяжести, подумал подполковник и приоткрыл дверь в коридор.
Перед его кабинетом на красном плюшевом диване сидели грустный худощавый мужчина лет сорока пяти и маленький мальчик.
– Папа, а инопланетяне есть? – серьезно спросил мальчуган.
– Нет, сынок, это фантастика, – печально молвил мужчина, не глядя на высунувшегося, словно хорек из норы, начальника РУВД.
– Я занят, – на всякий случай сказал Мухомор и спрятался обратно, оставив себе для наблюдения узкую щелочку.
– А снежные люди есть? – не отставал пытливый ребенок.
– Нет, сынок, это фантастика…
– А Лох-несское чудовище?
– Нет, сынок, это тоже фантастика…
– А чупакабра?
– Нет, сынок, и это фантастика…
“Вот заладил, – Петренко с неприязнью осмотрел папашу, не желающего нормально поговорить с отпрыском, а отделывающимся короткими фразами. – Сержантов, что ли, пригласить? Они его быстро научат тонкостям общения…”
– Пап, а “голубые” есть?
Лицо у мужчины неожиданно посветлело:
– Да, сынок! И это – фантастика!
После очередного громогласного тоста, посвященного “неземной красоте и гипер-сексуальности” женской половины служащих РУВД, в процессе которого капитан Казанцев живописал свои романтические взаимоотношения с толстой и горластой паспортисткой Пенкиной, а коллеги восхищеннно внимали, удивляясь познаниям одышливой капитанши в “Кама-сутре” и “Дао любви”, Соловец опять вернулся к делу:
– Так, что получается? Депутат приезжает сегодня и его кто-то будет мочить…
– Где-то, – добавил проснувшийся от звуков разливаемого по стаканам самогона Дукалис.
– Где – мы знаем, – отмахнулся майор. – Вопрос – когда?
– Уже узнали, где?! – восхитился Анатолий. – Ну, вы молотки!…
В дверь осторожно постучали.
– Не заперто! – развязно крикнул пьяненький Рогов.
На пороге кабинета материализовался худосочный очкарик со скошенным назад подбородком и в шинели, надетой на ворсистую полосатую пижаму. На ногах посетителя болтались разношенные войлочные тапки, в руках был зажат какой-то продолговатый предмет из почерневшего то ли от старости, то ли от сырости дерева.
– Фаллоимитатор не желаете? – тихо спросил вошедший. – Восемнадцатый век. Дуб. Раритет. Вещь элитарнейшая…
– Пудрик! – радостно завопили Дукалис с Лариным, узнавшие своего знакомца по дурдому.
– Какими судьбами?! – Рогов раскрыл объятия “Павлу Первому”.
Алехандро Борухович Пудров, привлеченный в кабинет Соловца разносившимся по всему РУВД эротическим рассказом Казановы, с трудом вырвался из рук наклюкавшегося Васятки, отложил в сторону “раритет”, на деле оказавшийся сломанной пополам ручкой от швабры, сел и поведал оперативникам, что он два дня назад сбежал из психиатрической клиники на Пряжке, где его держали, разумеется, “по заказу конкурентов”, и теперь мыкается по чердакам и подвалам, не зная, куда бы притулиться на недельку-другую, окрепнуть физически и морально, и начать “восстанавливать лидирующее положение” своей фирмы на рынке элитарных брачных знакомств и не менее элитарных интим-услуг.
При словах “интим-услуги” Казанцев навострил уши и предложил Пудрову пожить у него.
Рогов, стоявший за спиной у Алехандро, показал капитану на посетителя и покрутил пальцем у виска – псих, мол.
Казанова свое предложение тут же снял, внезапно “вспомнив” о том, что к нему приехала из Казахстана сестра с тремя дочерьми, свекром и дюжиной овец, и жить в его комнате просто негде.
Истощенному пищевым и сексуальным воздержанием Пудрику плеснули немного самогона, он выпил и через пол-минуты заснул.
– Если мы не знаем, когда депутата будут мочить, то надо сесть в засаду, – Плахов высказал свежую мысль. – У него дома.