Я могу промолчать об этом, но всё-таки считаю нужным предупредить:
– Только он не простой человек, этот Паулуччи – не без способностей.
Каких способностей, уточнять не требуется. Но, похоже, Вадима это не пугает. Напротив, теперь он смотрит на меня уже пристально, не таясь, словно моя просьба уже сделала нас соучастниками.
– Ну, что же, Анна Николаевна, так даже любопытней.
38. Обыск
Мне стыдно, но я фактически становлюсь организатором преступления. Мне совсем не хочется втягивать в это Кузнецова, но я понимаю, что одна не справлюсь. И я ужасно боюсь Паулуччи. Однажды он уже перебросил меня в прошлое, и кто знает, что он может выкинуть на этот раз? А если он отправит меня в Италию? Да еще и сам отправится вместе со мной? Или применит какое-то заклинание, подчинив себе мое сознание. Правда, я надеялась, что такого заклинания у него всё-таки нет – иначе он мог бы применить его и в двадцать первом веке. Но в любом случае, он – опасный человек, и действовать следует осторожно.
Проникается серьезностью ситуации и Вадим.
– Негоже вам, Анна Николаевна, туда соваться. Ежели этот маркиз и впрямь такой колдун, как вы говорите, то и в доме у него, должно быть, всяких ловушек понаставлено. Тронешь вещицу заколдованную и в жабу, в змею или еще в какую-нибудь тварь превратишься.
Сначала я думаю, что он таким завуалированным способом пытается от этого дела и сам отказаться, и меня отговорить. Но потом замечаю веселые искорки у него в глазах и начинаю понимать, что он надо мною просто смеется.
– Напрасно вы так! Он на самом деле – человек страшный.
Мне прямо так и хочется рассказать Кузнецову про свою тайну, но я понимаю – это ни к чему. Несмотря на то, что он мне интересен, и я уже испытываю к нему самую искреннюю симпатию, но всё-таки я его почти не знаю и дать ему в руки оружие против меня не могу.
– Потому и говорю, барыня, чтобы вы дома сидели. А уж я сам как-нибудь с этим разберусь.
Он говорит это спокойно и уверенно, и что-то ёкает внутри меня. Рядом со мной никогда не было таких мужчин, которые были бы для меня надежной стеной, за которой я могла бы укрыться. Как там говорится, «я и лошадь, я и бык»? Вот такой лошадью я всегда и была. А оказывавшиеся рядом мужчины были слабы и сами нуждались в поддержке.
– Вы даже не знаете, что искать, – возражаю я.
– А вы? – парирует он. – Разве вы сами видели его дневник? Ну, то-то же. А уж тетрадку с записями ото всего прочего я как-нибудь отличу. Не сундук же с бумагами он с собой возит. А хоть бы и сундук…
Это звучит разумно, но я всё-таки качаю головой. Если Паулуччи застанет меня в своей квартире, он вряд ли станет привлекать к делу полицию. А вот для Кузнецова дело может закончиться печально.
– Да вы не бойтесь, ваше сиятельство, я сам туда тоже соваться не стану. Есть у меня знакомец один – из тех, про кого вам знать вовсе ни к чему. Промышлял он в свое время в Москве не вполне потребными делами. Он любой замок открыть может. Сейчас он уже стар и ничем таким не занимается, но ежели я попрошу, то, думаю, не откажет – вспомнит молодость.
– Где же вы с таким человеком познакомились? – удивляюсь я.
Он усмехается:
– Да было дело. Года три назад я его на дороге подобрал, когда сено в Грязовец возил. Он почти неживой был, на обочине лежал – напал на него кто-то из лихих людей. Ага, вор у вора дубинку украл. Я его в Даниловку привез – к Дмитрию Степановичу. Доктор его недели две у себя во флигеле держал, но на ноги поставил.
Я киваю – да, в этом деле такой человек лишним не будет. И без особой охоты, но соглашаюсь – хорошо, пусть они вдвоем попробуют дневник Паулуччи отыскать.
– Но только убедитесь, что его дома нет. И слуги его. И что горничная не пришла убираться.
– Да не беспокойтесь вы, Анна Николаевна, – хмыкает Кузнецов, – не вчера родился.
На следующее утро он уезжает в город верхом, а я весь день схожу с ума от беспокойства. Хожу по гостиной из угла в угол и отказываюсь от обеда.
– Да сядь ты уже, переполошная! – сердится тетушка. – Ежели Паулуччи его в полицию сдаст, то какой-нибудь чин непременно в поместье приедет.
– А если не сдаст, а магию свою к нему применит? Если он даже над женщинами, которые ему доверились, опыты ставит, то что он может сделать с совершенно чужим для него человеком? – я вспоминаю, как Вадим говорил про жабу, и лепечу: – Может, он его в зверушку какую превратит, а мы и не узнаем.
Тетушка машет рукой, а сидящий позади нее на спинке кресла Василисий гневно фыркает:
– Чушшшь!
Я до сих пор не понимаю, умеет ли он на самом деле говорить, или это просто набор звуков, которые мне кажутся похожими на слова.
Но тётушка охотно с ним соглашается:
– Вот, даже кот понимает, что ни один маг не может человека в зверушку превратить. Если бы Паулуччи на такое был способен, он бы уже, знаешь, каких дел натворил? Тогда бы не он от императорской магической службы бегал, а она от него.
Но мне всё равно не по себе. Если с Вадимом что-то случится, то именно я буду в этом виновата.
Кузнецов возвращается в Даниловку только ночью. Он не решается подъехать к дому, но тишина на дворе стоит такая, что я слышу, как открываются ворота конюшни, и выхожу на крыльцо. На свет лампы ко крыльцу подходит и Вадим. И вид у него совсем не такой бравый, как поутру.
– Что-то случилось? – шепотом спрашиваю я.
– Не беспокойтесь, Анна Николаевна, вашего маркиза я видал только издалека. Найти дом, в котором он остановился, труда не составило – о таком госте в уездном городе сейчас каждая собака знает. А вот ждать, пока он куда-нибудь отправится, пришлось долго. Он уехал в экипаже, а мы с Кондратием сразу в его квартиру подались. Замок не взламывали, не тревожьтесь. Не должен он ни о чём догадаться. Но только не нашли мы, ваше сиятельство, ничего.
– Не нашли? – разочарованно ахаю я. – Но как же так? Доподлинно известно, что он дневник ведет. Не мог же он его оставить в столице – там важные записи, которые наверняка он предпочитает держать под рукой. Может, вы плохо искали?
Но Кузнецов мотает головой:
– Кондратий в каждую щель свой нос засунул. В сундуке второе дно было, кабы не Кондратий, я бы ни за что не догадался. Но там только деньги были да украшения. Да, еще письма были – но их он и не думал прятать, они на комоде лежали. Письма почти все от женщин. Я проглядел их, но ничего особенного в них нет. Насколько я понял, к услугам маркиза прибегали весьма знатные дамы.
– Может, они были зашифрованы? – предполагаю я.
Я спохватываюсь, что он может не понять это слово, но он понимает.
– Нет, ваше сиятельство – письма были написаны разными почерками, не одной рукой.
Я соглашаюсь – вести дневник в виде писем было бы странно. Может быть, он использовал молоко вместо чернил? Но это тоже глупо – тогда ты и сам не сможешь прочитать свои записи, не подержав их над огнем.
– А что, если он скрыл тайник с помощью магии? – и как я раньше не подумала об этом? – Сделал так, чтобы тот был не виден никому, кроме него самого.
Кузнецов устало откликается:
– Ну, Анна Николаевна, в таком разе Кондратий нам точно не поможет.
Он украдкой зевает, и я отпускаю его отдыхать. Завтра мы снова поедем в Грязовец – вот только на этот раз мне требуется, чтобы Паулуччи был дома.
39. Метод Шерлока Холмса
Мы едем в Грязовец именно в тот день, когда маркиз должен приехать в Даниловку. Но он пообещал нанести нам визит около полудня, мы же выезжаем на рассвете.