– Сапфиры, – бормочу я. – Паулуччи действительно подарил мне сапфиры. Но это был не камень, а колье! И оно совсем не изменилось в размерах, когда я попала сюда.
– Вот как? – удивляется Елагин. – Но если это так, то это означает лишь одно – маркиз в своих исследованиях перемещения продвинулся значительно дальше нас. Возможно, ему удалось добиться того, что при каких-то условиях (например, при определенной огранке) камни сохраняют свою первоначальную величину. И это дает возможность использовать их снова и снова! Поразительно!
Его жена тоже волнуется:
– Надеюсь, этот человек не передал свои секреты кому-то еще. Вы же понимаете, что такие ничем неограниченные перемещения могут привести к хаосу.
– Мне кажется, он был очень скрытен и вряд ли кому-то доверял свои секреты. Мне случайно удалось прочитать некоторые записи в его дневнике. Но большая часть страниц там была зашифрована.
– А где сейчас этот дневник? – спрашивает князь.
– Я его сожгла. Возможно, я поступила неправильно, но у меня не было другого выхода.
Елагин улыбается:
– Конечно, как человека, некогда занимавшего пост главного имперского мага, меня должен был бы расстроить этот факт – ведь магическая наука лишилась возможности продвинуться вперед. Но как обычный человек я скажу, что вы поступили правильно. Ведь Паулуччи занимался не только перемещениями, но и куда более ужасными исследованиями – в том числе и ставя опыты над людьми. Когда он появился в России, наше ведомство пыталось привлечь его к ответственности, но нам недвусмысленно намекнули, что маркиз связан с очень влиятельными людьми в Петербурге. Думаю, ему были известны тайны весьма важных особ, и он шантажом добивался их поддержки. Полагаю, узнав о смерти Паулуччи, многие вздохнут с облегчением.
Десерт доеден, и мы возвращаемся в библиотеку.
– Как вам удалось освоиться здесь, Анна Николаевна? – интересуется княгиня. – Когда я попала сюда, рядом со мной, по крайней мере, был один человек, который обо всём знал и помог мне адаптироваться. Но вы оказались здесь совершенно без поддержки!
Я рассказываю им обо всём – о своем поместье, о тетушке и настоящей Анне Николаевне. Они оба слушают очень внимательно, а когда я завершаю рассказ, Елагина одобрительно кивает:
– Это просто замечательно, что вы начали производство ваты! Знали бы вы, как мне не хватало здесь попервости некоторых предметов гигиены. Впрочем, вы-то как раз это должны знать – ведь вы сами оказались в такой же ситуации!
– А если позволите, – вдруг говорит князь, – то мы могли бы помочь вам в вашем деле. Я знаю, как непросто приживаются новшества у нас в стране и мог бы поспособствовать продаже ваших товаров. Не правда ли, Натали, мы можем открыть графине нашу маленькую тайну?
Его супруга смеется и кивает.
– Видите ли, дело в том, что я – владелец одного из самых крупных магазинов Петербурга. Считается, что аристократы не должны лезть в торговлю, но моя жена однажды убедила меня, что держаться исключительно за свое поместье и крестьян – это недальновидно. В нашем магазине, прежде всего, представлена бакалея, но и галантерейные товары там тоже есть, так что, если изволите, мы будем закупать у вас и сыры, и ватные палочки. Разумеется, официально вы будете иметь дело не со мной, а с человеком, которого мы наняли управляющим.
– Торговля приносит неплохой доход? – интересуюсь я.
– О, да, уже даже больший, чем наши отнюдь не маленькие поместья. Но об этой тайне не знает никто, кроме меня и Натали – даже своим взрослым сыновьям мы еще не решились признаться.
– Благодарю вас за такое предложение, ваша светлость! – искренне радуюсь я. – Правда, я надеюсь, что дело вам придется иметь не со мной, а с настоящей Анной Николаевной, но ей тоже эта поддержка будет весьма кстати.
День уже клонится к вечеру, и Елагина спешит научить меня заклинанию. Она заставляет меня заучить слова и требует несколько раз повторить его вслух, чтобы убедиться, что я нигде не ошиблась. А князь берет с меня слово, что я не доверю заклинание бумаге и расскажу о нём никому, кроме настоящей Анны.
– Жаль, что сапфировое колье у вас не с собой, – вздыхает Наталья Кирилловна. – Вы могли бы попробовать вернуться домой прямо сейчас.
Мне тоже этого немного жаль. Я перестала носить колье несколько месяцев назад, хотя первое время после перемещения боялась его снять даже на минуту. Но ходить в летнем платье с таким украшением и, тем более, купаться в нём, было бы глупо.
Но, с другой стороны, переместиться прямо сейчас, не повидавшись с тетушкой, с Вадимом, с Сухаревым, с Назаровым, с отцом Андреем и еще многими и многими людьми, которые за это время стали близки и дороги мне, я бы тоже не решилась.
Я возвращаюсь на съемную квартиру в большом волнении. Но теперь это волнение уже приятное, наполненное надеждой.
А весь следующий день мы с княгиней ездим по Петербургу, и я стараюсь запомнить те места, которые она мне показывает, что потом, вернувшись домой, сравнить их с новыми впечатлениями. Елагина водит меня по модным ателье и магазинам и покупает мне и наряды, и всякие приятные мелочи. Мне стыдно принимать такие подарки, а своих денег у меня слишком мало, чтобы так тратиться.
– Ну, что за глупости, Анечка? – возмущается Наталья Кирилловна. – Мне ужасно приятно это делать! И, поверьте, мы с мужем вполне можем себе это позволить.
Она расспрашивает меня о нашем крохотном медицинском пункте и всячески одобряет это начинание. И, не слушая возражений, она покупает для доктора Назарова несколько коробок медицинских препаратов. А потом добавляет к ним новенькие инструменты.
– Поверьте, я знаю, что требуется провинциальному доктору. Я тоже пару десятилетий назад открыла небольшие лечебницы и в Елагинском, и в Закревке. А еще школы для крестьянских детей. К сожалению, не все помещики понимают, насколько это важно.
На следующий день Кузнецов уже должен быть в Петербурге, а еще через день я намерена отправиться назад в Даниловку, поэтому после ужина у Елагиных, я обнимаю и князя, и княгиню, и к горлу у меня подступает комок. Поразительно, как некоторые люди могут поселиться в нашей душе всего за пару дней знакомства.
48. Гостья
К Адмиралтейству я иду пешком. Надеюсь, Вадим уже здесь, в городе! По нему и по Черской я скучаю особенно.
Нашу карету я вижу издалека и уже почти бегу к ней. Кузнецов тоже замечает меня, и на губах его появляется улыбка.
– Всё ли хорошо, Анна Николаевна?
Честное слово, я бы обняла его прямо здесь, но, боюсь привести его в замешательство.
– А ты? Ты благополучно добрался?
Я объясняю ему дорогу, и он на удивление легко находит нужный дом. Он говорит, что приехал в Петербург еще ночью и уже успел отдохнуть, но я всё-таки решаю остаться в городе до завтрашнего утра. Ехать до Даниловки несколько суток, и Вадиму, в отличие от меня, которая может поспать в карете, большую часть времени придется сидеть на козлах.
Мы входим в парадное, и швейцар вытягивается передо мной:
– Вас дожидаются, Анна Николаевна!
– Дожидаются? – удивляюсь я.
Это могут быть разве что Елагины, но мы с ними простились накануне.
И нет – со стоящей в парадной скамьи поднимается незнакомая мне женщина.
– Анна Николаевна? – спрашивает она. – Простите, что я к вам так, без предупреждения. Я – Татьяна Михайловна Данилова – мать вашего покойного мужа.
Я вздрагиваю и отступаю на шаг назад. Мне кажется, что я вижу привидение. Мать графа Данилова? Этого только не хватало! Ведь наверняка она видела свою невестку – по крайней мере, на свадьбе. А значит, сможет понять, что я – не Анна Николаевна.
Но женщина, окинув меня внимательным взглядом, в волнение отнюдь не приходит. Значит, самозванку во мне не признала. Наверно, они с Анной Николаевной не были особенно близки, а со времени их встречи прошло уже довольно времени. Она уже немолода, и ее наряд совсем немодного фасона.