В – Всеобуч. Лично я с этого начинал бы. А в 1977-м Советский Союз стал первой страной в мире, в которой граждане получили гарантию бесплатного образования «всех видов» – то есть, и среднего, и высшего. Когда страну уничтожали – было модно охать, что из-за «всеобуча» учителям приходится натягивать отстающим школьникам троечки. Дескать, вот так демоны застоя сызмальства приучали нас ко лжи. Как известно, лучший метод борьбы с заусенцами – ампутация руки. Долой подневольное и обязательное образование! Вскоре не стало и всеобщей грамотности, зато появились беспризорники, как после большой войны… А Брежневу за Конституцию-77, за реализованную мечту эпохи Просвещения – уважение и почёт. И школьные учебники в 1970-е стали бесплатными. Только при Брежневе, не ранее!
З – застой. Этот термин – из перестроечных времён. И пустили его в ход по принципу «Вали всё на предшественников». Брежневское время представили расцветом коррупции и прожектёрства. А «развитой социализм» сгоряча объявляли ренессансом сталинизма. Правда, в народе именно «эпоху застоя» считали временем, когда в стране почти исчез большой страх. Даже в идиллических картинах брежневских воспоминаний проступает: страна изнурена чрезвычайщиной, нужно бережнее. Впрочем, эту антитезу собственной практике готовил сам Сталин – в «Экономических вопросах социализма». Так или иначе, при Брежневе вышли в свет лучшие книги, развенчавшие Сталина с разных флангов – «Дом на набережной Трифонова и «Братья и сестры» Абрамова. А почти одновременно – киноэпопея «Освобождение», романы Чаковского, мемуары Устинова и авиаконструктора Яковлева, в которых Сталина поднимали на пьедестал. Цветущая сложность, уничтоженная после 1985-го. Самые умные из «архитекторов перестройки» понимали, что так ронять авторитет недавней власти нельзя, что это ударит и по ним, по горбачёвцам… Так, Эдуард Шеварднадзе в мемуарной книге вспоминал о Брежневе с неожиданной теплотой. Но журналисты – буревестники радикальных перемен – проклинали «застой» не менее прытко, чем «сталинизм». В результате ненависть переместилась и на всю «номенклатуру», на всю «партократию», не исключая инициаторов перестройки. А мне запомнились слова одного производственника о 1970-х: «Подъёмное было время!». Застой застоем, а мак из бубликов не просыпался!
И – Историческая общность. Брежневская конституция объявила Советский Союз «общенародным государством» и констатировала, что «на основании сближения всех наций и народностей возникла новая историческая общность людей – советский народ». Брежнев говорил об этом с начала 1970-х. Назрело. Не так прост современный человек, чтобы ограничивать его самоидентификацию национальностью. Нечто подобное брежневской общности сегодня конструируют и в Европе, и в исламском мире, и в Китае, не говоря о США. В дневниках одной либеральной дамы есть сюжет: когда Брежнев впервые с высокой трибуны заговорил про «общность» – в её доме обрадовались, что наконец-то из официального обихода исчезнут славословия по адресу «великой Руси». Но начался очередной правительственный концерт, и певец Виктор Вуячич затянул новую песню: «А Русь остается, такою же чистой и светлой как небо, как солнце, как песня любви!». И снова – хороводы, кокошники, витязи… «Новая общность» не перечёркивала русскую душу. Как и грузинскую или киргизскую… А вот русский язык учили все. И к советским принципам общежития приобщались. Сегодня нас многое разделяет – кровь, религия, партии. Доблестью считается национальное чванство и готовность к распрям. Никто от этого не стал счастливее. А Брежнев искал общее кратное, чтобы прекратить раздоры, чтобы все ощущали себя в одной лодке. Это взрывоопасная материя, но советская общность не была иллюзией. Да и сегодня её след не простыл. Она ещё существует и помогает нам!
Л – лицемерие. Ещё говорят о нестерпимом лицемерии тех лет, о двойной морали. Как пели – кстати, при Горбачёве, но с намёком на брежневское время, «одни слова для кухонь, другие для улиц». Конечно, такое бывало. При Брежневе инженерная профессия стала массовой, соответственно, больше, чем прежде, появилось думающих и мятущихся людей, больше стало полутонов в жизни, что не могло не проявиться и на киноэкранах, и в литературе. А интеллигенция – это всегда сомнения, скепсис, минимум прямолинейности. И – во многих случаях – двойная бухгалтерия, двойной кофе, двойная мораль.