Нынешние последователи тех интеллектуалов 1930-х годов говорят людям: «Не надо вам ничего знать. Все это мусор, уловки сильных мира сего, заговор белых мужчин. Забудьте о рациональности и о науке». Другими словами, вложите это оружие в руки ваших врагов. Позвольте им монополизировать все, что работает и имеет смысл.
Многие достойные левые интеллектуалы считают эту тенденцию освободительной, но, по-моему, они ошибаются. Мой близкий друг Марк Раскин, которого я бесконечно ценю, поместил нашу с ним переписку на подобные темы в свою книгу. Схожая полемика отражена в «Зет пейперс» (1992–1993) — это обмен мнениями между мной и Марком, а также другими людьми, которым я симпатизирую, но с которыми совершенно не согласен по данному вопросу.
Корр.: Вас давно отлучили, если можно употребить это слово, не только от массмедиа, но и от «просвещенных» кругов манхэттенского Верхнего Вест-Сайда и от их изданий, таких как «Нью-Йорк ревю оф букс».
Ко мне это не имело никакого отношения.
Корр.: А как все было?
«Нью-Йорк ревю оф букс» издается с 1964 года. Примерно с 1967 по 1971 год, по мере роста политической ангажированности молодых интеллектуалов, там могли помещать свои критические суждения и комментарии такие люди, как Питер Дейл Скотт, Франц Шурман, Пол Лоутер, Флоренс Хоу и я.
Потом за считаные годы наши имена исчезли со страниц журнала. Причиной было, видимо, желание издателей не отставать от бега времени. Они знали своего читателя и не могли не видеть, что молодые интеллектуалы — их основная аудитория — меняются.
Лично для меня все закончилось в конце января 1973 года. Тогда как раз объявили о «мирном договоре» Никсона и Киссинджера с Ханоем. «Нью-Йорк таймс» вышла с большим приложением — текстом договора и длинным интервью с Киссинджером, где он разбирал договор параграф за параграфом. «Войне конец, — заявлял он, — все чудесно!»
У меня возникли подозрения. Ведь нечто очень похожее произошло тремя месяцами раньше, в октябре 1972 года, когда ханойское радио сообщило о мирном договоре с США, раньше державшемся в тайне. Это была последняя неделя кампании Никсона за переизбрание. Киссинджер выступил по телевидению и заявил: «Вот-вот наступит мир». А потом разобрал мирный договор, весь его отверг и не оставил сомнений, что США продолжат бомбардировки.
Пресса раструбила только первые слова Киссинджера: «Совсем скоро наступит мир». Отлично, все позади, голосуйте за Никсона! На самом же деле он говорил: мы не собираемся обращать на это внимание, потому что не хотим этого соглашения и намерены бомбить до тех пор, пока не добьемся кое-чего получше».
Потом были ничего не давшие рождественские бомбежки. США потеряли много Б-52 и столкнулись с протестами по всему миру. Поэтому они прекратили бомбардировки и приняли октябрьские предложения, которые раньше отвергали. (Пресса представляла дело совсем иначе, но все происходило именно так.)
Такой же фарс разыграли в январе. Киссинджер и Белый дом давали понять, что они отвергают все базовые положения договора, который им предстояло подписать, поэтому могут продолжать войну, пытаясь достигнуть в ней чего-то еще.
Я страшно разозлился. На тот вечер у меня была назначена беседа с группой сторонников мира в Колумбийском университете. Я позвонил Роберту Сильверсу, издателю «Нью-Йорк ревю», и предложил вместе поужинать. Мы провели два часа, работая с текстами из приложения к «Нью-Йорк таймс». Понять их смысл было нетрудно.
«Хочу об этом написать, — сказал я. — Думаю, это будет важнее всего, что я писал раньше, ты ведь не хуже меня знаешь, что пресса все переврет. Разрушения и убийства продолжатся, а потом, когда из-за инициатив США все рухнет, виноватыми объявят вьетнамцев». (Именно так и вышло.)
«Не волнуйся, — ответил мне Роберт, — тебе не обязательно писать статью. Я позабочусь, чтобы твоя точка зрения была отражена». Статью собиралась написать Фрэнсис Фицджеральд, но что-то пошло не так: то ли она не поняла, то ли не согласилась с моей позицией.
Тогда я поспешил написать об этом в «Рампартс» и в «Соушл полней». Таким образом, моему сотрудничеству с «Нью-Йорк ревю» был положен конец. Мы друг друга поняли.
Корр.: Почему вы так редко пишете в «Нейшн»?
Это сложно. Не помню, чтобы у меня были с ними контакты до конца 1970-х годов. Потом я стал писать для них обзоры книг. Иногда они приглашали меня на симпозиумы, но в общем-то мы не были близки, наши позиции не совпадали.