У этого явления несколько причин. Лет двадцать назад в мировом порядке произошла большая перемена, частично символизируемая отменой Ричардом Никсоном послевоенной экономической системы. Он признал упадок доминирования США в глобальной системе и понял, что при новом «трехполюсном» мировом порядке, при усиливающейся роли Японии и Европы, где лидирует Германия, США уже не под силу оставаться мировым банкиром.
Это усилило давление на доходы корпораций в США и, соответственно, привело к наступлению на социальные завоевания. У простых людей отнимали те крохи, которые им доставались раньше. Все должно было идти в карманы богачей.
Кроме того, в мире происходил колоссальный взрыв нерегулируемого капитала. В 1971 году Никсон покончил с Бреттон-Вудской системой, что привело к валютному разрегулированию. Это и ряд других перемен привели к резкому увеличению количества нерегулируемого капитала во всем мире и ускорили так называемую глобализацию, или интернационализацию, экономики.
Нарастает перенос рабочих мест туда, где население подвергается репрессиям и получает низкие зарплаты, что уменьшает возможности роста производительности у нас дома. Зато растут прибыли корпораций. Этого гораздо проще добиться при свободном перетекании капитала благодаря прогрессу в области телекоммуникаций и пр.
У глобализации два важных последствия. В индустриальные страны переносится модель третьего мира. В третьем мире у общества два уровня: на одном сосредоточены избыточные богатства и привилегии, на другом — нищета и отчаяние, все больше отхватывающие ненужное, избыточное население.
Такое разделение углубляется политикой под диктовку Запада. Он навязывает неолиберальную систему «свободного рынка», направляющую ресурсы к богачам и иностранным инвесторам. Предполагается, что кое-что каким-то чудом просочится и вниз, но не скоро, после Второго пришествия.
Подобные процессы происходят по всему индустриальному миру, но больше всего это поражает в трех англоговорящих странах. В 1980-х годах тэтчеровская Англия, рейгановские США и лейбористская Австралия стали воплощать у себя дома те доктрины, которые они проповедовали в третьем мире.
Разумеется, до конца они в этом деле никогда бы не дошли: это слишком навредило бы богачам. Но они заигрывали с самой идеей, заставляя страдать большую часть населения.
Возьмем для примера пресловутый Южный Централ Лос-Анджелеса. Когда-то там работали фабрики. Их перевели в Восточную Европу, Мексику, Индонезию — туда, где можно было оторвать от земли крестьянок. Богачам от этого стало только лучше, им и в третьем мире неплохо живется.
Второе последствие, тоже важное, связано со структурами управления. На протяжении истории они группируются вокруг иных форм власти — в современном мире в основном вокруг власти в экономике. Есть национальная экономика — есть и национальные государства. А теперь, в эпоху интернациональной экономики, происходит переход к интернациональному государству, а это в конечном счете означает интернациональную исполнительную власть.
Бизнес-пресса пишет о становлении «нового имперского века» с «фактическим мировым правительством». У него появляются собственные институты, такие как Международный валютный фонд (МВФ) и Всемирный банк, торговые организации, такие как Североамериканское соглашение о свободной торговле НАФТА и Генеральное соглашение о тарифах и торговле ГАТТ (подробнее об обеих ниже), совещания управляющих, такие как «большая семерка» (Джи-7) богатейших индустриальных стран — США, Канады, Японии, Германии, Британии, Франции и Италии, регулярно собирающаяся для обсуждения экономической политики, и бюрократия ЕЭС.
Понятно, что вся эта структура принятия решений действует, по сути, в интересах транснациональных корпораций, международных банков и др. Одновременно это сокрушительный удар по демократии. Все эти структуры передают принятие решений на управленческий уровень, создавая так называемый «дефицит демократии» — лишенные влияния парламенты и население.
Но это еще далеко не все. Само население не только не знает, что происходит, но и не догадывается о своем неведении. Это приводит, в частности, к отчуждению от институтов власти. Люди чувствуют, что им уже ничего не поможет.
И они правы. Они ведь даже не знают, что происходит на этом удаленном, засекреченном уровне принятия решений. Это настоящий успех в достижении долговременной задачи выхолащивания смысла формальных демократических структур.