Здесь вообще не идёт речи о бегстве – налетели, взяли добычу, ушли.
Но, как ни странно, многие отечественные писатели – в том числе покойный Рапов, учёный, казалось бы, вполне патриотически настроенный, – пренебрегают этим сообщением современника, предпочитая ему позднейшие байки про бурю, разметавшую-де русский флот.
Однако о крещении какой-то группы руси Фотий говорит вполне определённо. Очень может быть, что Аскольд, командовавший осадившим Константинополь флотом, был из семьи, обращённой в христианство (арианское? Или он был потомком крещённого Северином православного[12])? ещё на Дунае.
Фотий, обнаружив в нём христианина, вполне мог использовать этот факт для заключения с русами мира. До того скорее всего Аскольд воспринимал своё христианство как семейный, родовой обычай.
Также было с индийскими христианами, образовавшими особые касты и таким образом вписавшимися в индийское общество, не тревожа его древней культуры. Примерно так же дело обстояло с христианами японскими до реформ Мэйдзи.
Сообщение же о том, что у его семьи есть единоверцы, да ещё – правящие огромной державой Восточного Рима и самим Царём городов, могло потрясти Аскольда и произвести в душе соратника князя-Сокола гибельный для него переворот.
Затем Константин Рождённый в Пурпуре сообщает о крещении «россов» следующим за Шотием патриархом, Игнатием.
Учреждается даже «митрополия Россика» – вероятно, для крещеных русов Крыма, известных со времён Бравлина и святого Кирилла, но возможно, что уже и для киевских – в 944 году, во время переговоров с греками, в договоре упомянут соборную (!) церковь Святого Ильи на киевском Подоле, а в дружине великого князя Киевского Игоря – немалое количество христиан.
Дальше начинается крайне запутанная история – на следующий же год после заключения этого договора Игорь зачем-то отправляется в Деревскую землю.
Затем в Киев возвращается часть дружины, заявив, что князь с «малой дружиной» – самыми близкими людьми – отправился собирать ещё одну – третью по счёту? – дань с древлян.
Мол, дружинникам (наверняка тем, что остались-де с князем) показалось, что они «наги» – это после огромной дани, взятой с ромеев! А их великий князь, изволите ли видеть, отпустил…
Через несколько дней из Деревской земли приезжают послы, их казнят, а киевлянам сообщают – великий князь убит древлянами.
Вскоре прибывает ещё одно посольство, совершенно не ожидающее ловушки, – это только что убив великого князя и ничего не зная о судьбе исчезнувших, словно в воздухе растворившихся предшественников?!
Гибнут и они. Ольга же с войском отправляется в Деревскую землю, где её встречают… праздничным пиром. Ольга, дождавшись, пока древляне упьются, начинает резню.
Когда из Новгорода приезжает Святослав с воспитателем Асмундом, отношения с древлянами уже благополучно доведены до той степени накала, когда никто и не помышляет искать истину, обе стороны думают лишь о мести.
При таких странных обстоятельствах заканчивает жизнь великий князь Игорь Сын Сокола, прозванный Старым, после гибели множества своих воинов при первом походе на греков подкрепивший дружины крещёными варягами – уж не они ли вернулись в Киев с, мягко говоря, странным рассказом?!
А сменяет его на престоле супруга, Ольга. Та самая, которой предстоит стать первой русской святой, будущая христианка… Будущая?
Русская летопись и западные «Хроники продолжателя Регинона» единодушно твердят, что крестилась Ольга в Константинополе, только с именем крестившего её кесаря никак не определятся.
Да вот только тот, к кому и впрямь ездила Ольга, Константин Рожденный в Пурпуре, Багрянородный, писал, что приехала Ольга к нему в 958 году со своим священником.
Кто и зачем скрывал, что Ольга крестилась ещё на Руси?! И почему предания полешуков, современного населения тех краев, где убили Игоря, где тысячами резала ничего не подозревавших древлян будущая святая, утверждают, что «Игора», или «Ригора», в их краях убила его жена Ольга?[13]
А если вспомнить, что незадолго до того воины князя Игоря объявились и попытались закрепиться в области Закавказья, богатой нефтью – основным компонентом супероружия Восточного Рима, «греческого огня», которым незадолго до того ромеи спалили русский флот…[14]
Змей «христианской премудрости» впервые показал пригревшим его на груди простодушным язычникам-русам зубки.
В 967 году снова встречается упоминание о «русских священниках», которые служат мессу «на славянском языке». На сей раз в булле римского папы Иоанна чешскому князю Болеславу.
12
Напоминаю читателю – в шестом веке православная, кафолическая церковь ещё не разделилась на греко-кафолическую, которую мы сейчас и называем собственно православной, и римско-католическую.