После смерти отца Шейн работал как каторжный, чтобы свести концы с концами и спасти семью от финансового краха. Он трудился без устали, пока не превратил свою компанию в одну из крупнейших фирм по торговле недвижимостью в Чикаго. Теперь Шейн был богат, обладал властью, а у его жены имелись обширные связи, так что он мог оказать влияние на кого угодно в городе. А вот помочь брату никак не мог.
Но ведь беспомощность и Шейн – такое просто не сочеталось…
– Я испробовал все, что только смог придумать. – Он сокрушенно покачал головой. – Пытался быть милым, пытался надрать ему задницу, приводил к нему психотерапевтов – но достучаться так и не сумел.
– Когда он в последний раз выходил из квартиры?
Пенелопа понимала, что значила для Эвана игра. Когда-то давно они о многом разговаривали, и она знала, что футбол – единственное в мире, что по-настоящему его интересовало. И теперь, когда все для него закончилось, он просто не мог с этим справиться.
– Не знаю, – ответил Шейн. – Давно не выходил. А в последние три раза, что я его видел, он был пьян в стельку. Не знаю, что делать. Маму это убивает.
Пенелопа кивнула.
– И Мадди – тоже. Она надеялась, что сможет добиться хоть какого-то успеха, когда приезжала сюда на последние выходные, но ничего не вышло.
– Джеймс также пытался. А ты знаешь, уж если на кого рассчитывать, – так это на него. Но и он словно натолкнулся на глухую стену. – Шейн снова вздохнул. – Я в полной растерянности. Когда умер папа, Эван был еще мальчишкой, поэтому я хоть как-то мог держать его в руках. А теперь он – взрослый человек. Хотя, черт его дери, по его поведению этого не скажешь. Как бы то ни было, но ситуация давно вышла из-под моего контроля. – Он ткнул пальцем в телефон. – Но они не желают этого понять.
– Да, ты не можешь спасти Эвана, – кивнула Пенелопа. – Ты можешь только надеяться, что однажды он все-таки прозреет.
Шейн покрутился в кресле и вновь заговорил:
– Я мог бы справиться с его яростью. Но он не злится – просто угнетен. И ни на что не реагирует. Когда с ним разговариваешь, кажется, будто он смотрит сквозь тебя. Это чертовски пугает.
– Я уверена, он преодолеет это, – сказала Пенелопа. И тут же почувствовала, что ее слова прозвучали неискренне. Ох, она ведь совершенно ничего не знала. Но было ясно: если Эван сдастся, то никто ничего не сможет изменить. У него имелись деньги, поэтому он мог спокойно сидеть дома и не выходить. Ему не требовалось беспокоиться о том, как заплатить по счетам или купить еду, и не было нужды вскакивать ради этого рано утром.
Пенелопа достаточно хорошо понимала его, чтобы знать: это – и есть часть проблемы. Эвану требовалась цель в жизни, но он-то считал, что его единственной целью может быть только футбол.
Зазвонил интерком, и Шейн, взглянув на него, проворчал:
– Черт, уже пять… Все, уходи. Наслаждайся солнышком. Это приказ.
Пенелопа улыбнулась и ответила:
– Да-да, конечно. Тебе не придется приказывать дважды.
Шейн засмеялся, а Пенелопа вернулась в свой кабинет, немного повеселев. Все же ей удалось хоть чуть-чуть улучшить его настроение – пусть и ненадолго. Она села за стол и открыла электронную почту, чтобы ответить на те сообщения, которые не могли ждать до завтра. Но взгляд скользил по буквам, не воспринимая текст. Она продолжала думать об Эване. Было очевидно: что-то должно вытолкнуть его из депрессии, убивавшей всех его близких. И убивавшей его самого.
Пенелопа прикусила нижнюю губу – в голову пришла… совершенно безумная идея.
Эвану требовался толчок, а она прекрасно его знала, в некотором смысле знала даже лучше, чем члены семьи. Так сможет ли она ему помочь?.. Когда-то Пенелопа не сомневалась в своей власти над Эваном, но те времена давно прошли, и сейчас он вряд ли обрадуется ее вторжению. Скорее всего, попросту вышвырнет ее вон. Но Донованам нужна была «темная лошадка», и поэтому…
Эван Донован нажал на кнопку «отбой» на телефоне и с тоской вспомнил старые дни, когда мог просто швырнуть трубку на рычаг.
Это звонила мама. И плакала. Опять.
Господи, какая же он скотина! Он не хочет заставлять маму плакать, но они же никак не перестанут звонить! А ему, черт возьми, нужно только одно – чтобы они отстали. Его так называемые друзья быстро уловили намек и оставили его в покое. Почему семья не может сделать то же самое? Вот в том-то и недостаток сплоченной семьи… Родственники были непреклонны в своем решении вытащить его из депрессии. Они совершенно его не понимали. Никто из них не понимает. Для них футбол – всего лишь игра. Они считают, что если он не будет играть, то ничего страшного не случится, – мол, никто из-за этого не умрет, никто не пострадает. Черт побери, его в команде уже заменили новичком, который наступал ему на пятки весь сезон. Так что его карьера завершилась, и игра продолжается без него. Конец света не наступил ни для кого, кроме него. А он теперь не имеет ни малейшего представления о том, как жить дальше. Потому что футбол – это то единственное, в чем он действительно хорош.