Она вглядывалась в его глаза, пытаясь понять, какого они цвета — их радужки меняли оттенок от светло-коричневого до темно-зеленого. А его губы казались твердыми, но, наверное, становились мягче, когда целовали кого-то…
— Ты не Зоуи.
Эти слова остановили несшийся в ее голове поток фантазий.
— Почему ты так решил?
— Но это же просто, дорогуша. — Он снова засмеялся и окинул ее взглядом с головы до ног. — Ты одета, как монашка.
Ари поджала губы. Да, ее сестра всегда носила что-то яркое, подчеркнуто сексуальное. Но в эту минуту Ариана многое отдала бы, чтобы выглядеть как Зоуи. Брючный костюм, который был сейчас на ней, вдруг показался ей неудобным, похожим на рабочую робу.
Незнакомец пожал плечами:
— Я уж не говорю о том, что в твоем правом ухе нет второй дырочки.
Ее глаза сузились. Он замечал мелкие детали, которые ускользали от внимания большинства людей. Она вдруг поняла, что может расспросить незнакомца о своей сестре. И скорее всего он даст ей вразумительный ответ. Это необыкновенно обрадовало ее, и Ариана с облегчением вздохнула.
Потом незнакомец протянул руку и стал крутить серьгу с жемчужиной в ее ухе, его твердые пальцы касались мочки и шеи. Неожиданно Ариана почувствовала, что ее бьет легкая дрожь. И это объяснялось отнюдь не тем, что она замерзла.
— Я рада, что ты такой наблюдательный.
— Я еще и настойчивый, — с легкой небрежностью проговорил он.
В этом незнакомце весьма гармонично сочетались высокомерие, уверенность и ненавязчивое обаяние, он представлял собой прямую противоположность тому типу мужчин, с которыми Ари раньше имела дело. Он ничем не напоминал Джеффри Бойда, мужчину, который впервые дал ей почувствовать вкус любви, а затем потребовал, чтобы она бросила свою странную семью и перестала поддерживать с ней связь. Но Ариана решила расстаться и со своей семьей, и с Джеффри Бойдом, она не терпела принуждения и насилия. Она уехала в Вермонт, чтобы начать там новую жизнь.
В отличие от тех спокойных мужчин, с которыми она встречалась в Вермонте, этот незнакомец отличался тем, что являл собой термоядерную смесь живого тестостерона и всего того, что понимается под мужской сексуальностью. И эта смесь почти мгновенно пробудила в ней желание и заставила ощутить влечение к человеку, которого она видела впервые в жизни. В эту минуту Джеффри показался Ариане просто напыщенным ослом.
— Если ты не Зоуи, то, должно быть…
— Ариана. — Она быстро облизнула свои сухие губы, дыхание постепенно начало выравниваться. Внутренний инстинкт подсказывал ей, что стоящий напротив нее человек не убийца. И еще он был знаком с Зоуи. Два плюса в его пользу. — А ты кто?
— Куинн. — Он протянул Ари руку, словно хотел поздороваться с ней. Ее рука задержалась в его руке на несколько лишних мгновений, что нельзя было объяснить простой вежливостью. Он потер большим пальцем пульсирующую на ее запястье вену.
Ари тряхнула головой, чтобы избавиться от целого шквала непонятных эмоций и ощущений.
— Куинн… а дальше?
Он пожал плечами:
— Донован.
— Расскажи мне, как ты познакомился с Зоуи.
Их взгляды встретились.
— Мы вместе работали в «У Деймона».
Казино. Ариана слегка поморщилась, ей никогда не нравился тот образ жизни, который вела сестра. Зоуи была немного танцовщицей, немного певицей и немного мошенницей.
— Дай подумать. Ты был барменом в клубе, где она работала стриптизершей? Или, может быть, работал охранником в танцевальном зале? Или, возможно, спал с ней?
— Зоуи никогда не упоминала, что ты такая симпатичная.
Куинн снова рассмеялся, и Ариану почему-то взбодрил этот смех. Потом его рука, большая и тяжелая, опустилась ей на плечо. Она с трудом проглотила слюну. Нахмурилась. Ей были неприятны те чувства, которые всколыхнул в ней Куинн, она всегда с трудом мирилась с предпочтениями сестры.
Ари кашлянула.
— Меня удивляет, что она вообще вспоминала обо мне.
— Она часто говорила о тебе, Ари, — проворчал он, впервые назвав ее по имени.
Только дома ее называли Ари. И Куинн знал об этом. Для всего остального мира она была профессором Арианой Костас, образцом правильности и достоинства. И вот обстоятельства снова заставили ее вернуться к своей сумасшедшей семейке, которая с легкостью разбивала панцирь нормальности и респектабельности, наращиваемый Арианой годами упорного труда.